Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так что вы хотели мне сказать?
Менгу переглянулся с остальными вождями и выразил единое негласное решение:
— В каком месте нам следует поставить людей?
На лице Навруса расплылась ехидная ухмылка.
— Обратитесь к инженеру армии, он все вам разъяснит.
Озадаченный хан склонился в поклоне и вслед за магистром панцирной конницы двинулся обратно к своим сотням. Наврус же, кивнув легатам следовать за ним, степенно зашагал в сторону разворачивающихся легионов. Под навесом остались только Зоя с братом и Варсаний.
Вздохнув с явным облегчением, Василий решил, что утомительное занудство на сегодня закончилось и можно наконец отправиться в шатер. Взглянув на сестру, он произнес с видом человека, сделавшего за одно утро и так слишком много:
— Я буду у себя. Мне надо отдохнуть.
Зоя не дала ему сделать и шага.
— Куда это ты собрался? — В ее голосе прозвучало еле сдерживаемое раздражение. Ситуация ее бесила. Она понимала, какую игру затеял их противник, но не могла придумать, что можно ему противопоставить.
Повернувшись, Василий выразил недовольство:
— Я же сказал тебе. Ты разве не слышала⁈
Уже не обращая внимания на присутствующего Варсания, августа обрушилась на брата:
— Значит, Иоанн будет там строить из себя народного императора, а ты — капризничать в тени шатра⁈ Чем это закончится, представляешь?
Давление сестры заставило Василия окрыситься:
— Чего ты от меня хочешь⁈
— Я хочу⁈ — Маленькое личико Зои скривилось в злобной гримасе. — Я хочу, чтобы ты хоть что-нибудь сделал! Через три-четыре недели они возьмут Ур, и армия будет боготворить Иоанна, а нас с тобой прирежут во сне.
Напор августы подействовал на брата, и тот вдруг испугался.
— Неужели ты хочешь отправить меня таскать камни?
— Нет! — Зоя махнула рукой. — Я не братоубийца! Но и в шатре ты нежиться не должен. Пора вспомнить, что ты магистр эквитум и твое место — в рядах панцирной конницы.
— Да я там сварюсь заживо! — Василий был искренне возмущен, но на сестру это не подействовало.
— Не сваришься! Иди и займи положенное тебе место. Пусть все видят тебя в боевом строю! — Впившийся в лицо брата взгляд предупреждал: «Даже не думай возражать, не зли меня!»
Уступая, Василий изобразил глубокую обиду и, возмущенно вскинув голову, выскочил из-под балдахина.
Проводив взглядом удаляющуюся фигуру Василия, Великий логофет склонился к уху августы:
— Думаете, поможет?
Недобро зыркнув в ответ, Зоя раздраженно процедила:
— Нет конечно! Нам уже ничего не поможет!
На лице Варсания появилась печать озабоченного понимания.
— Соглашусь с вами. Если армия возьмет Ур, то авторитет и слава Иоанна возрастут до небес. Это грозит вам потерей всего. Но ведь он может и не взять город. Тогда разочарованные потерями легионы отвернутся от него, и Иоанн станет уязвим.
В глазах Зои зажегся интерес, а Сцинарион продолжил в своей обычной вкрадчивой манере:
— Война — дело тонкое. Если ваши части не поддержат прорыв вовремя, то, глядишь, и весь штурм обернется лишь кровавой баней для железных легионов.
Августа разочарованно скривилась: такая мысль ее, конечно же, посещала.
— Наврус не идиот, он не позволит нам такое провернуть. В его плане как минимум половина варварских соединений идет на приступ первой.
— Да, но ведь вы можете против этого возразить. — На лице логофета прорезались жесткие складки. — Проявите опасение. Объявите затею необоснованно рискованной. Пусть этот идиот Фукс перестанет во всем соглашаться с Наврусом. Тогда у них не останется иного выхода, как идти напролом.
Слушая Варсания, Зоя напряженно старалась понять, какую же цель этот хитроумный паук преследует по-настоящему. То, что в армию направлена целая делегация от патриарха и Ордена и даже специальная комиссия Трибунала, ей уже донесли. Теперь оставалось только решить, кто из врагов опасней — Иоанн или Феодора.
С того утра прошло уже четырнадцать бесконечных дней, а Иоанн, вопреки прогнозу Навруса, все еще таскал тачку. До конца первого дня он дотянул буквально на силе воли, и то только благодаря центуриону первой когорты. Понций подошел к нему, наверное, через полчаса, когда руки уже буквально отваливались, а кирка, казалось потяжелела раз в сто.
Положив на камень рубаху с длинным рукавом и кусок ткани, он произнес:
— Оденьтесь, мой император, иначе обгорите. И платок на голову тоже.
Пока Иоанн одевался, центурион верно оценив его дрожащие руки и, уже не предлагая, молча отобрал у него кирку.
Толкать полученную взамен тачку тоже было делом не легким, но к этому хоть как-то можно было приспособиться. Поначалу легионеры косились на него, ожидая, когда же багрянородный наиграется и бросит. Даже, по слухам, заключали пари с очень нелестным для него коэффициентом, но Иоанн выдержал. Чего-чего, а упорства этому парню было не занимать. Сползая по утрам с кровати, он мог скрипеть зубами, разгибая окаменевшие мышцы, стонать, ругаться, но все равно поднимался и шел работать. Через пять дней солдаты уже начали встречать его появление как должное, а через десять он увидел в их глазах то, что хотел увидеть — гордость за него и за себя: «Это наш император!»
Сейчас, спускаясь к карьеру с пустой тачкой, Иоанн чувствовал себя превосходно. Тело уже настолько привыкло к нагрузкам, что он даже мог поднять голову и увидеть хоть что-нибудь, кроме своих шагающих ног. Внизу, как обычно, его ждал Прокопий, но не один. Рядом с ним нетерпеливо топтался Наврус.
Все четырнадцать дней, что Иоанн ползал туда-сюда с груженной тачкой, старый патрикий стоял на самом солнцепеке и терпеливо ждал воспитанника. Никакие уговоры и приказы не помогали, и заставить Прокопия оставить свой пост было невозможно. На все увещевания тот отвечал одно и тоже: «Если я не в состоянии принять участие в строительстве, то я хотя бы могу разделить с вами его тяготы». Наврус же появлялся не часто, передоверив все строительство инженерам. Задачи завоевания солдатской любви перед ним не стояло, поскольку Наврус справедливо считал, что этого «добра» у него и так предостаточно.
С первого взгляда Иоанн понял, что логофет пришел не просто поглазеть, а именно к нему. Это было видно по тому, как Наврус раздраженно топтался взад-вперед, нетерпеливо поглядывая в его сторону.
Не успел Иоанн спуститься, как Фесалиец засеменил навстречу.
— Мой император, у меня есть кое-какие мысли.
— Вы меня