улыбнулся, будто произошло недоразумение. – Прости. Должно быть, я не услышал тебя.

«Ложь. Ложь. Как всегда, ложь», – голос звучал резко и настойчиво. Цилла попыталась отмахнуться от этой мысли, но она плотно засела в ее голове. Она сошла с ума?

– Я знаю, что ты меня услышал, – сказала Цилла. – Ты смотрел мне прямо в глаза, когда я говорила об этом.

– Что-что? – Флинн приложил ладонь к уху. – Я не совсем понял.

«Он восседает на троне из лжи, а ты всего лишь подставка для его ног».

Она снова тряхнула головой, на этот раз сильнее, будто пыталась избавиться от воды, залившейся в ухо. Но действия это не возымело. Голос все еще звучал в голове, вещая словно из глубин ее разума.

– Ты. Слышал. Меня, – Цилла проговорила каждое слово отдельно и крепче сжала рукоять меча.

– Должно быть, я оглох от выстрелов, – Флинн покачал головой, продолжая играть в свои бесконечные игры. – Что ты сказала?

«Заставь его замолчать. Покончи с его ложью навсегда».

Достаточно. Она обнажила свой меч и направила на Флинна, словно призывая его подойти ближе и сразиться.

– Ненавижу тебя! – закричала Цилла, позволив своему гневу пролиться приливной волной. – Твои игры, твои уловки, твою безрассудную самоотверженность. Ты постоянно притворяешься, что тебя ничто не задевает, хотя должно бы. Ненавижу твою улыбку и то, как она влияет на самую укромную часть моей души, заставляет чувствовать себя живой, пока я бреду в этом мире наполовину мертвая. Ненавижу все это! Но хуже всего, Флинн Ганнисон, что, пусть у меня и есть все основания тебя ненавидеть, но я не могу!

Флинн оттолкнул ее меч и в несколько шагов сократил расстояние между ними.

– И почему же ты не можешь ненавидеть меня, Цилла?

Никогда, никогда она не доставит ему удовольствие услышать ответ на этот вопрос. Она прижала лезвие меча к его шее.

«Сделай это. Перережь ему горло. Он такой же, как все».

Флинн опустил глаза вниз и взглянул на лезвие. Затем нервно усмехнулся.

– Ты подточила меч? Клянусь, выглядит намного острее, чем когда ты приставляла его к моей шее в прошлый раз.

Цилла несильно надавила, заставив Флинна вскрикнуть. Голос в ее голове мрачно рассмеялся.

«Да. Заставь его визжать как свинью, он и есть свинья».

– Ладно! – крикнул Флинн. – Ладно, я все понял, любовь моя. Хватит игр. Я больше не буду дурачиться.

– Зачем ты пошел за мной? – спросила Цилла. Она пыталась держать меч неподвижно, но тот дрожал в руке. Она сморгнула слезы, которые осмелились выступить на глазах.

– Чтобы привести тебя в Пещеру Черепа к остальным, – просто ответил Флинн.

– Я никуда не пойду ни с тобой, ни с ними. Вы слишком быстро готовы осудить мою сестру за ее ошибки, но я так не могу. Да и какой смысл? Наследница уже определена. Корона принадлежит ей, а не мне.

«Нельзя доверять пирату», – голос будто когтями вцепился в ее разум. Густой удушливый дым затуманил мысли. Угли и запах выжженной земли наполнял чувства. Голос понизился до шепота, мрачно обольщая.

«Позволь мне направлять тебя. Позволь раскрыть твой потенциал, Цилла Абадо».

– Ты неправильно нас поняла, – сказал Флинн. Его кадык дернулся под лезвием, когда он сглотнул. – Никто не хотел причинять тебе боль, Цилла. Никогда подобное не входило в наши намерения. Мы плохо отозвались о Роде, потому что хотели защитить тебя.

«Ложь. Правда скрывается за ложью. На самом деле, им плевать на тебя, Цилла. Взгляни на него. Он еще многое скрывает от тебя».

Она вгляделась в глаза цвета морской волны, будто пытаясь заглянуть за плотно задернутые шторы, скрывавшие истину. Она желала увидеть, что в нем творилось на самом деле.

– Ты по-прежнему не до конца честен со мной, – сказала Цилла. – Ты продолжаешь врать!

– Ладно! – крикнул Флинн. Одним быстрым движением он подсунул плечо под ее клинок, отбил тупой край меча в сторону и ухватил Циллу за предплечье. Притянул к себе, обхватил другой рукой запястье и заставил выронить меч. – Ты хочешь услышать от меня все? Тогда слушай! – его слова огнем обожгли ее, щеки заполыхали. – Ты можешь ненавидеть меня, – продолжил он. – Можешь проклинать воздух, которым я дышу, но я не стану ненавидеть тебя. Я люблю твою страсть и независимость. Твою волю, которая становится тем сильнее, чем хуже карты в твоей руке. Твой смех и то, как он заставляет меня желать стать лучше, чтобы чаще его слышать. Твое чистое сердце, которое дает мне причины жить, причины бороться за нечто большее в этом жестоком мире. Я люблю тебя, даже когда ты меня ненавидишь. Потому что именно это и есть любовь, Цилла. Ею пронизана каждая темная ночь, каждая тень. Давай, позволь своим страхам и отчаянию поглотить тебя полностью, но я все равно буду любить тебя. Несмотря ни на что.

Подбородок Циллы задрожал. Она не станет плакать. Кончики пальцев Флинна скользнули по ее руке вниз, будто ласковые капли дождя, а потом нашли ее пальцы и сжали их.

«Не поддавайся его лжи, – грозно гремел голос в ее голове. – Это очередная игра. Однажды он предаст тебя, как и сестра».

Цилла стиснула зубы и прогнала эти мысли. Руки Флинна сжимали ее ладони, напоминая, что он все еще здесь, что она не одна. Она представила себе штормовой ветер, разрывающий тени и тьму. Голос зашипел и выпустил из когтистых лап ее разум, оставив Циллу одну.

Цилла закрыла глаза и наклонилась вперед, прижавшись лбом к груди Флинна, наконец обретя то, что так долго искала – любовь. Чувство омывало ее, как прохладная вода в жаркий день, освободив от тяжести, удерживавшей на якоре, на дне моря темноты и одиночества. Она потеряла мать. Где-то в пути потеряла и сестру. Но надежда, как маяк, осветила ей путь на поверхность.

У нее были друзья. Те, кто стоит рядом с ней плечом к плечу, и они боролись, пока она плавала в пучинах собственного разума и не видела того, что было у нее под носом. Она могла бы обрести гораздо большее, рискнув и сделав шаг навстречу. Итак, наконец она делает этот шаг.

Цилла высвободила свои руки из рук Флинна и положила ладони ему на скулы. Встала на цыпочки и притянула его лицо к себе. Когда их губы соприкоснулись, мир вокруг запылал, ее кожа горела, джунгли будто расступились, а поцелуй требовал каждую кроху их душ. Его руки легли ей на бедра, притягивая ближе, а сердце в его груди билось в унисон с ее.

Между ними плясало пламя более страстное, чем когда-либо