Она хотела достойно выступить в свою защиту, но он снова заткнул ей рот, на этот раз поцелуем. Лика пискнула, вяло дернулась, больше для проформы и замерла, повинуясь его молчаливому приказу.

– Вы чего хулиганите, хотите, чтобы вас с поезда ссадили? – рявкнуло что-то у них над ухом. – Думаете, если будете подличать, то вам никого подселять не буду? Это вам не спальный вагон, чтобы сексуальные игрища устраивать!

Посреди купе стоял их давний неприятель – проводник, на заднем фоне маячила фигура потерпевшего подселенца. Ябеда!

– Значица так, еще одна жалоба, и я вам неприятности устрою, вы у меня вволю натрахаетесь в каталажке на ближайшем полустанке! – погрозил пальцем проводник и, сурово печатая шаг, покинул поле боя. – И чтобы через пять минут тут ничем не воняло!

– Как вам не стыдно, – воскликнула Лика атлету-стукачу. – Ну зачем вы жаловались? Это же вышло случайно! Мы вам восстановим вашу утрату…

– Это она так шутит, – захихикал Кирсанов.

Тут Лика вспомнила, что денег у них кот наплакал, и купить коньяк по ресторанной цене они, действительно, не смогут, ну разве что какой-нибудь дешевый.

– Но то, что ты донес на нас, действительно, – полное дерьмо, хорошо, что я с тобой на брудершафт не пил! – развел руками Кирсанов. – А то было бы мне сейчас за себя стыдно.

Парень же швырнул ему под ноги веник с совком, сказал, что они психи озабоченные, и быстренько ретировался.

– Надо же, – удивилась Лика, – он такой большой, мог бы запросто с тобой подраться, а сбежал.

– Паяц, – презрительно скривился Кирсанов. – Запомни, малышка, мускулы без мозгов – ничто, интеллект – все.

– Как будто я когда-то утверждала обратное, – вытаращила она глаза.

– Кстати, за последние лет двадцать никто, кроме тебя мне не причинял физического ущерба, – сообщил Кирсанов.

– Можно подумать я специально, – тушуясь, пробормотала Лика.

Но спорить по доброй традиции они больше не стали, памятуя, чем обычно заканчиваются их словесные стычки, а у них уже и так желтая карточка от проводника, поэтому принялись в четыре руки убирать осколки бутылки и чистить коврик.

Надо сказать, что столь странное начатое путешествие закончилось совершенно банально. Атлет, прокутив всю ночь напролет неизвестно где, возможно с проводником-спасителем, заполз с утра за вещами и сошел на каком-то перроне. Дальше к ним подселили бабку с внучком, которая закармливала его на убой, словно от того, набит ли снедью рот драгоценного чада, зависела не только его, но и ее жизнь тоже. Перед самой Москвой эти пассажиры сошли, уступив место двум теткам, самозабвенно перемывающим косточки всем своим знакомым.

Кирсанов же с Ликой вели себя самым примерным образом, общались чинно-благородно: вольностей не допускали и рук не распускали. И если вдруг им и захотелось бы расслабиться, то стойкий коньячный дух напоминал о предостережении проводника. Лишние неприятности им были ни к чему, с лихвой хватало тех, что имелись в наличии. Таким образом, они прибыли в родной город, без приключений и эксцессов, как и многие тысячи других пассажиров.

Москва встретила их противным моросящим дождем и пронизывающим ветром. В такую погоду принято вспоминать собаку, которой повезло с хозяином, и сетовать на необходимость самим находиться на улице.

У Лики дрожали коленки, когда она ступила на перрон. Она в Москве. Она дома. Жива. Слезы текли, не прекращаясь, и Лика даже не пыталась их утирать. Последние два-три часа она каждую секунду ожидала, что что-то случится, и на них нападут в поезде. Она не слышала бормотания теток и отвечала невпопад, когда к ней обращался Денис. В голове рождались картины из дешевых боевиков, как их расстреливают в купе, в вагоне, в толпе на платформе. Образы трагических смертей тревожили. На увещевания Кирсанова она тоже никак не реагировала, поэтому он перестал ее успокаивать. Нервы, что тут поделаешь. И вот она шагает к зданию вокзала, словно собачка на привязи, вцепившись в руку Дениса, моля господа о спасении.

Исходя из-за скудости наличных средств, они решили ехать на попутке к Стасу, который жил ближе всего от Курского вокзала, на Маросейке. Поезд пришел, конечно же, посреди ночи, метро в такое время закрыто, а в такси за такие деньги, увы, не «содють».

У Лики, естественно, была тайная мысль позвонить Максу, чтобы он приехал и забрал ее домой, – ужасно хотелось обнять и зацеловать до смерти Ванечку. Но разве она могла себе это позволить? Кирсанов высказался абсолютно однозначно.

Тебе домой нельзя. Сначала следует разведать обстановку, обмозговать, что к чему, а потом уже объявляться. Прежде всего, следует встретиться с твоим мужем и выяснить, что он думает о покушениях на твою жизнь, потом проработать версию за версией. У меня есть на примете надежный профессионал, который сможет помочь в расследовании.

На все Ликины возражения Кирсанов находил контраргументы, которые наглядно демонстрировали полную невозможность обнаруживать себя раньше времени. И лишь один сыграл решающую роль.

– Лика, а если на тебя нападут при сыне. Думаешь, его оставят в живых?

Да, это был удар ниже пояса, но он сработал, и Лика согласилась на подполье.

Она немного пришла в себя уже в машине, которую поймал Кирсанов. Судьба опять оказалась к ней благосклонна, и они скоро окажутся в холостяцком флэте Стаса. Кирсанов объяснил, что Стас живет один, поэтому они его не стеснят. Она не могла себе представить, как это можно не стеснить человека, свалившись ему на голову посреди ночи. На удивление, все оказалось именно так, как утверждал Кирсанов.

Заспанный Стас распахнул дверь после третьей трели звонка и молча сжал в объятиях друга. Через пару минут, когда они закончили трескать друг друга по спине, все зашли-таки в квартиру, Лику галантно пропустили в просторную прихожую первой. Квартира была настолько оригинальной, что сразу становилось ясно – это берлога одинокого мужчины. Никаких тебе занавесочек, ковриков, статуэточек, цветочков и семейных фото, об уюте хозяин имел смутное представление. Белая кожаная мебель, стальная аппаратура, черная барная стойка с черными же высокими стульчиками, голые стены с парой чудовищных творений пьяных экспрессионистов, на окнах жалюзи, на полу ламинат. Жуть. Возможно, это казалось бы оригинальным на страницах «Интерьера», но воочию производило гнетущее впечатление.

– Лике нужно в душ и спать, – сразу же объявил Кирсанов.

Стас в это время забрался в какой-то черный ящик кубической формы, приткнувшийся у дивана. Оказалось, это бар, ибо он выудил тяжелую пузатую бутылку, торжественно покрутил ее перед носом у Кирсанова. Он бухнул свою добычу сверху на куб и предложил ночной гостье следовать за собой.

– Ванная справа, полотенца в шкафу, косметика на полках. Ваша спальня, – он отодвинул дверь на роликах, сделанную из мутного ребристого стекла.

– Спасибо, Стас.

– Не за что. Постельное белье свежее, это гостевая комната, – улыбнулся Стас. – Спокойной ночи.