— У меня есть вопросы.

«Что ты?»

— Я… — я умолкла, готовая сказать «ведьма», и инстинктивно переключилась на: — Кайлех.

«Да».

— Ты знаешь, кто я?

«Ты только что мне сказала. Помимо этого, всё — выбор».

— Я имею в виду, какой дом — светлый или тёмный?

«Всё — выбор».

— Я Кэмерон?

Слова оставались на прежнем месте. Ничего нового не было написано. Я ещё тремя разными способами задавала вопросы о своём наследии, но слова просто оставались.

Наконец, я раздражённо потребовала:

— Кем была моя мать? Каким было настоящее имя Джоанны Грей?

Внезапно страницы заполнились словами, и подойдя ближе, я начала читать.

Существует бесчисленное множество неверных представлений о связывании силы ведьмы. Это можно сделать, но это несёт в себе чрезвычайно высокую силу. Если ведьма связывает силу другой ведьмы — гнусный поступок, совершаемый лишь в тяжелейших обстоятельствах — обе умрут. На эту пару быстро обрушится несчастный случай, и их кончина будет ужасающей и болезненной. Часто ведьма лишает себя жизни, лишь бы не пассивно поддаваться той кошмарной судьбе, что уготовила ей вселенная.

Если тринадцать ведьм работают сообща, чтобы связать силу ведьмы, умирает лишь связанная ведьма, но каждая из тринадцати вскоре пострадает от вопиющих травм и потерь. Разделённая на тринадцать кусков пирога, расплата становится более удобоваримым десертом правосудия, но заставить тринадцать ведьм согласиться в чём-либо практически невозможно: ингредиенты простого зелья, округлость полной луны, даже цвет совершенно чёрной кошки может привести к распалённым дебатам.

«Значит, — подумала я, хрюкнув, — ведьмы точно такие же, как и все остальные — категоричные и склонные к спорам».

Ведьма может подавить силу другой ведьмы, даже не дать ей пробудиться, но если это будет продолжаться на протяжении длительного времени, это также приведёт к смерти угнетательницы. Использование силы для подавления чужой силы вытягивать жизнь из тела, отчего ведьма заболевает множеством неизлечимых болезней, и если ведьма Высококровная Королевская, это может занять десятки лет, но смерть придёт, а до тех пор жизнь её будет трагична и полна недугов.

Подавляемая ведьма тоже будет страдать; в лучшем случае как свеча без пламени, способная лишь на поверхностную страсть, на подсознательном уровне раздражающе осознающая, что он или она — лишь тень того, чем им суждено быть; в худшем случае их здравомыслие надламывается, заставляя их оборвать существование, которое они не в силах выносить.

Запись обрывалась на этом месте. По моей спине пробежал холодок, и я тупо уставилась перед собой. Перечитала ещё раз.

Моя мать постоянно болела, потому что подавляла меня.

Этот процесс высасывал из неё жизнь.

Моя мать знала, почему она постоянно болела. Она выбрала это.

Я была причиной, по которой моя мать умирала. И если бы она не сгорела, я бы стала причиной, по которой она умерла.

Она готова была умереть, чтобы не дать мне быть ведьмой — по крайней мере, пока она была жива. Почему? Какой прок скрывать от меня мою силу до её смерти? В этом не было никакого смысла.

Появились новые слова.

Если ведьма успешно сможет подавлять силу жертвы до тех пор, пока она либо не забеременеет, не пробудив полностью свою силу, либо не достигнет двадцатипятилетнего возраста, то магия навсегда исчезнет из родословной подавляемой ведьмы. Жертва и все её потомки всё время будут Бледнокровными. В такой свирепой манере были уничтожены некоторые самые могущественные Королевские потомки, и мир был лишён их даров.

О Господи. Кулак бритвенных лезвий стиснул моё сердце.

Бывают времена, когда подавление силы другой ведьмы считается актом любви.

Этому никогда нет оправдания.

Индивидуальная сила — это часть плана вселенной. Каждому человеку даруется справедливое количество силы, и это их сила, чтобы её использовать, растрачивать или злоупотреблять ею, и никто другой не должен это контролировать.

Сколько раз мама поощряла меня рожать детей, много детей, и муж не нужен, начинай прямо сейчас! Это был более безопасный вариант — заставить меня забеременеть в восемнадцать или двадцать, и нет необходимости ждать до двадцатипятилетия, чтобы стереть мою силу, принадлежащую мне по праву рождения.

Мне исполнится двадцать пять первого ноября, в День Всех Святых, я родилась через одну минуту после полуночи. Мама всегда говорила это с лёгкой кривой улыбкой.

«Пока не стало слишком поздно», — сказала Эсте. И дважды она обрывала себя в речи, сказав «до того как… эм, до того, как рак её погубит». Хрень собачья. Весь этот маскарад держался на идее о том, что мама переживёт своё «множество болезней» до тех пор, как мне не исполнится двадцать пять.

Или до тех пор, как я забеременею. Эсте тоже говорила, что по её мнению, Далия сказала бы мне, пока не стало слишком поздно — в смысле, пока мне не исполнилось двадцать пять. Видимо, если бы я забеременела, то попросту оказалась бы в полной заднице. Внезапно я испытала благодарность за то, что пользовалась презервативами в тех случаях, когда позволяла себе удовольствие.

Поднеся ладонь к горлу, часто и резко дыша, я отшатнулась назад.

Эсте знала. Всю мою жизнь она знала, почему моя мать умирала, и Далия тоже была в курсе. С момента встречи с ней они знали, почему моя мать всегда болеет.

И никогда мне не говорили.

Достаточно плохо уже то, что Эсте утаила от меня правду о том, кто я на самом деле, позволяла моей матери подавлять мою силу, но я только что узнала, что она скрывала информацию, которая могла бы спасти жизнь моей матери, если бы она сказала мне в детстве, до того, как мама заболела не одним, а тремя редкими видами неизлечимого рака. До этого момента, до этого ужасающего открытия я понятия не имела, что именно подавление моей силы убивало мою маму.

Всё моё существование сузилось до единственной эмоции, состоящей из такой муки, горя и ярости, что я едва не согнулась пополам, воя и крича.

Если бы только Эсте сказала мне правду при нашей первой встрече, я могла бы это предотвратить!

Моя мать до сих пор была бы жива. Я бы не имела этой огромной ноющей дыры в сердце, которая больше никогда не заполнится.

Страница опустела, и книга снова начала писать, но чернила оказались сметены в сторону. Температура в комнате упала так резко, что моё дыхание превращалось в иней в воздухе, и крошечные кристаллики льда формировались на краях пьедестала. Я смотрела, как том повторил ту же битву за доминирование, что я видела в прошлый раз — отчаянную войну между мнимыми рассказчиками за