контроль над страницами. Очевидно, ни один из рассказчиков не желал позволять другому общаться со мной.

Книга взмыла и бухнулась обратно, подняв облако пыли с пьедестала, и я чихнула. Она ожесточённо задрожала, внезапно взметнулась в воздух, дико перелистывая страницы, причем их было больше, чем физически могло существовать в ней, затем грохнулась обратно и открылась.

Одно предложение проступило кровавыми чернилами буквально на три секунды и исчезло, но это предложение выжглось шрамами, с ужасающей перманентностью отпечаталось в моём сознании.

ТЫ УБИЛА МУЖЧИНУ В АМБАРЕ ТВОЯ СИЛА ВЗОРВАЛА ЕГО СЕРДЦЕ ЭТО СДЕЛАЛА ТЫ!

Ахнув, я отшатнулась назад.

ТЫ УБИЛА ТЫ УБИЛА ТЫ УБИЛА

Вся страница заполнилась кровавыми росчерками алых чернил.

СДЕЛАЙ ЭТО СНОВА

Хохот множества голосов, накладывающихся друг на друга, заполнил маленькую комнату, эхом отражаясь от стен.

Слова исчезли.

НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО СНОВА, НУЖНО ПРИНЕСТИ КЛЯТВУ…

Том захлопнулся, сделавшись тёмным и неподвижным.

Как и что-то в моём сердце.

***

Хорошая подруга позволила бы Эсте поспать те несколько часов перед дорогой в аэропорт.

Я была не в настроении вести себя как хорошая подруга. Более того, казалось справедливой расплатой разбудить её и сделать её жизнь несчастной. Ну то есть, разве не то же самое она делала со мной, поставив требования наших матерей превыше жизни её якобы лучшей подруги и жизни матери этой подруги?

Все всё знали, кроме меня, и именно те люди, которые утверждали, что любят меня сильнее всех, врали мне всю мою жизнь!

Стремительно развернувшись, я выбежала из хижины. На сей раз тьма не ощущалась удушающей или густой, она казалась успокаивающей, как роскошный бархатный плащ. Я неслась сквозь неё, мои глаза полыхали так же свирепо, как и нимб света, который меня окружал.

Покинуть заброшенное, обугленное крыло оказалось намного проще, чем туда попасть, словно северо-западный коридор стремился изгнать меня. Мой уход был лишён загадочных шорохов, и я также не столкнулась ни с каким липким сопротивлением, когда выходила из крыла в остальной дом.

Я понятия не имела, какую комнату выбрала Эсте, но зная её, она остановилась на том же этаже, что и я, так что я сбежала по лестнице и начала открывать каждую дверь, мимо которой проходила, и заглядывать внутрь. Я заметила свет, просачивающийся из дверного проёма прикрытой ванной в третьей комнате, заметила бугор на кровати и свирепо ворвалась в комнату.

Когда бугор не пошевелился, я включила потолочное освещение. На кровати не было никакого бугра; постель была безупречно застелена и подоткнута. За дверным проёмом в ванной комнате тоже не горело света. Я так разозлилась, что мне было плевать, то ли дом играет со мной, то ли я теряла базовый контакт с реальностью. Просто развернулась и вылетела за дверь, чтобы продолжить поиски женщины, которая ни разу не сказала мне, что знала, почему моя мать умирает.

И что её смерть можно было предотвратить!

Я действительно убила того мужчину?

Или книга тоже мне врала? Если я даже не могла понять, когда люди мне врут, как я могла понять, что мне врёт книга?

— О Господи, это теперь моя реальность. Такая реальность, где я должна задаваться вопросом, могут ли книги мне соврать! — я вся кипела. Всё, во что я верила, вся моя жизнь не была правдой. Как двигаться дальше после такого? Как выстраивать своё будущее, когда ты даже не знаешь правды о своём прошлом? Кто я?

«Хорошая ведьма, хорошая ведьма, хорошая ведьма, — рьяно велела я вселенной. — Не та, что уже убила мужчину, сама того не зная».

Кем были два моих рассказчика? Мне казалось, что можно обоснованно посчитать одного из них злобным, но которого именно? Один сказал мне дать клятву. Второй как будто подзуживал меня убить вновь. Они друг другу не нравились, и каждый из них не хотел, чтобы другой говорил со мной.

Я нашла Эсте на кухне, сидящей в дальнем конце кухонного островка. Когда я вошла, она резко вскинула голову, её глаза цвета калипсо широко раскрылись от беспокойства и настороженности.

Она и должна насторожиться. Теперь я знала правду, ужасную правду, которую она скрывала от меня всю мою жизнь, называя себя моей лучшей подругой, утверждая, что она всегда прикроет мою спину, будет сражаться бок о бок со мной, сестрички-ведьмочки навсегда.

— Да как же, — прошипела я.

Поднявшись со стула и разведя ладони в жесте прошения, она с напряжённой спешкой произнесла:

— Зо, детка, я не знаю, что происходит, но этой ночью дом пребывает в серьёзном раздрае. Я чувствовала такую ярость, исходящую от стен и… нечто такое тёмное и… безумно голодное, что я не могла уснуть и пошла искать тебя…

— Ты всё это время знала, почему моя мать умирает, так? — потребовала я, остановившись на противоположном конце кухонного острова и сжав руки в кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. Я посчитала разумным оставить между нами шестиметровую протяжённость мрамора, потому что в данный момент я жаждала развязать физическую драку. Броситься на неё, выбить свою боль и предательство кулаками. Пока остальные за годы знакомства с интенсивными эмоциями учились укрощать злость, я не имела такого опыта, никаких инструментов, чтобы укротить драконицу, фыркающую огнём в моём животе.

Она долго всматривалась в мои глаза, затем тихо произнесла:

— Кто тебе сказал?

— Какое, бл*дь, это вообще имеет значение? — с неверием прорычала я, шарахнув кулаками по столу. — Ты не сказала. Ты не говорила десятилетиями. Ты позволяла мне вкалывать как проклятой, чтобы обеспечивать маму, позволяла тем крохотным остаткам сердца, что мне было позволено иметь, истекать кровью, позволяла мне быть маленькой и безжизненной, и ты ни разу не сказала, что маме необязательно было умирать! Что наша жизнь могла быть совершенно другой! — я настолько разозлилась, что кричала и подчёркивала свои слова агрессивными жестами.

— Зо, тебе нужно успокоиться, — воскликнула Эсте. — И перестань так дико махать руками! Ты не можешь так делать, когда твоя сила пробудилась.

— Что мне нужно, так это знать, как вообще моя мнимая лучшая подруга могла посчитать, что можно не говорить мне, что моя мать умирала каждый чёртов день своей жизни из-за меня! — взревела я. — Не говорить мне, что я ведьма — это одно. Но совершенно другое — принимать за меня такое решение, меняющее всю жизнь. Ты имела возможность не дать моей матери умереть, если бы ты просто сказала мне, когда мы были детьми, и когда она ещё не сделалась такой неизлечимо больной! Кому ты была верна? А как же всё это дерьмо