– Выходит, он пожелал, чтобы она обратилась в камень? – спросила Телла.

– Он желал ей смерти, но Отравитель уже обещал, что она сохранит свой дом и титул, а богини Судьбы всегда выполняют обязательства по своим сделкам.

Телла с Данте повернулись, чтобы снова посмотреть на статую. Она не выглядела разъяренной, не пыталась бороться с заклинанием. Наоборот, казалось, что она почти наслаждается происходящим, выливая проклятое вино так, как другой человек мог бы бросить вызов.

– Считается, что любой, кто выпьет из этого фонтана, сможет забыть все, что захочет, – сказал Данте.

– А я думала, ты рассказываешь мне эту историю, чтобы помочь отвлечься.

– И помогло?

– Да, но лишь ненадолго, – призналась она.

К сожалению, этот момент уже прошел. Телла опустила палец в фонтан и принялась водить им в жидкости цвета бургундского вина. Было бы так просто сунуть палец в рот, закрыть глаза и стереть из памяти то, что сказала и сделала ее мать.

Но даже если бы она поверила в трагическую историю Данте, вовсе не была уверена, что действительно хочет все забыть. Телла вытерла руку о свою некогда белую накидку.

– Знаешь, что самое печальное? Мне следовало с самого начала обо всем догадаться. Меня ведь предупредили, – пожаловалась Телла. – Когда я была ребенком, то случайно предсказала свою судьбу, открыв несколько карт из Колоды Судьбы. Среди них был Принц Сердец. Так что почти всю свою жизнь я знала, что обречена на безответную любовь. Я никогда не позволяла себе сблизиться ни с кем, кроме собственной сестры, из страха, что мне разобьют сердце. Мне даже в голову не приходило, что единственная, от кого мне действительно нужно защититься, – моя собственная мать.

Телла закашлялась, издав звук, похожий одновременно на всхлип и на обиженный смех.

– Выходит, правы те люди, которые говорят, что нельзя изменить свою судьбу.

– Я в это не верю, – возразил Данте.

– Тогда во что ты веришь?

– Судьба – всего лишь абстрактная идея, но, как мне кажется, уповая на нее, мы наделяем ее особой властью. Ты сама только что сказала, что избегала любви, поскольку верила, что ее нет в твоем будущем – вот и не получила ее.

– Это была не единственная карта, которую я вытащила. Также мне выпала Дева Смерти, и вскоре после этого моя мать исчезла.

– Просто совпадение. Из того, что я слышал о твоей матери, похоже, она ушла бы независимо от того, вытащила ты карту или нет.

– Но…

Телла чуть не выболтала ему об Аракле и всех тех картинах, которые он ей показал. Теперь она задумалась, действительно ли он являл ей будущее, или просто манипулировал ею, как она заподозрила прошлой ночью? Использовал ли Аракл проблески грядущего не для того, чтобы помочь ей, а для того, чтобы направить ее к Джексу, жаждущему освободить всех Мойр?

Пытаясь изменить судьбу своей матери и сестры, Телла считала себя очень смелой и отважной. Но, может быть, жених Скарлетт на самом деле был порядочным человеком, а Аракл солгал и о Паломе тоже. Он показал ее в тюрьме и мертвой, но если Телла не выиграет Караваль, если не заберет карты из хранилища звезд, ее мать не умрет и не окажется окровавленной в темнице. Она останется там, где была, запертой в карте.

Как того и заслуживает.

Словно прочитав ее мысли, Данте добавил:

– Я не верю, что увиденное тобой сегодня доказывает, будто твоя мать тебя не любила. То, что она сделала, выглядело ужасно, но судить о ней, основываясь на одном-единственном моменте, все равно что прочитать одну страницу из книги и заключить, что знаешь историю целиком.

– Ты думаешь, у нее была веская причина для того, что она сделала?

– Возможно. Или я просто хочу надеяться, что она лучше, чем моя собственная мать.

Он произнес это тем же небрежным тоном, каким рассказывал о своих татуировках: словно это произошло так давно, что уже не имеет значения. Но люди не изображают на своем теле истории, которые им больше не нравятся, и Телла понимала: Данте чувствует то же самое по отношению к своей матери. Хоть она уже и не присутствует в его жизни, он по-прежнему ею уязвлен.

В темноте Телла нащупала рукой пальцы Данте. С тех пор как из Храма Звезд они перебрались в эти проклятые руины, что-то в их отношениях изменилось. Если прежде они были очень похожи на Караваль, на игру, то в тот момент, когда он опустил ее на полуразрушенные ступени, ей показалось, что они вошли в реальный мир. И свой следующий вопрос она задала не потому, что пыталась выяснить, не является ли Данте Легендо; во всяком случае, она отчаянно надеялась, что это не так.

– Что твоя мать с тобой сделала?

– Она, можно сказать, оставила меня с цирком.

– Ты имеешь в виду Караваль?

– В то время это был не Караваль, а просто бездарная горстка исполнителей, которые жили в палатках и кочевали по всему континенту. Людям нравится говорить, что моя мать сделала то, что считала для меня лучшим, но отец оказался куда честнее. Он любил выпить и однажды вечером без обиняков объяснил мне, что она за женщина.

– Она была…

– Я знаю, о чем ты думаешь, но нет. Хотя я бы уважал ее куда больше, будь она блудницей. Мой отец сказал, что она переспала с ним только для того, чтобы украсть кое-что, найденное им во время путешествий. Они провели вместе одну ночь, а потом она вернулась вскоре после моего рождения, чтобы вручить отцу, да еще и написала письмо его жене, в котором обо всем рассказала и добилась тем самым, что меня по-настоящему так и не приняли в семью.

Телла представила себе молодого Данте, с нескладными руками и ногами и темными волосами, скрывающими таящуюся в глазах боль.

– Не нужно меня жалеть. – Данте крепче обнял Теллу за талию и, прижавшись губами к чувствительному местечку возле ее уха, добавил: – Будь моя мать добрее или лучше, я и сам мог бы стать хорошим парнем, а все знают, как это скучно.

– Да и я не сидела бы сейчас здесь с тобой, будь ты хорошим парнем, – отозвалась Телла, мысленно примеряя это слово к Данте.

«Хорошим» люди обычно называли свой ночной сон или хлеб, только что вынутый из печи. Но Данте был больше похож на огонь, и никому и в голову не пришло бы счесть хорошим пламя. Пламя может разгореться очень жарко, превратиться в пожар. Детей предостерегают от игр с огнем.

И все же на этот раз Телла не предприняла попытки отстраниться от Данте. Прежде она всегда считала нелепой самую идею о том, чтобы девушка подарила свое сердце юноше, ведь тем самым она давала ему власть над собой, способную уничтожить ее. Время от времени Телла миловалась с молодыми людьми, но ни одному не удавалось затронуть струн ее души. Хотя она не собиралась вручать своего сердца Данте, начала понимать, как можно незаметно для самой себя лишиться его. Иногда одного взгляда или редкого момента уязвимости, подобного тому, которым Данте только что с ней поделился, было достаточно, чтобы украсть частицу сердца.