Я подошла к краю крыши. Глянула вниз. Потом уселась на бордюр и опасливо свесила с него ноги.

Полагаю, Добрыня совершенно не боится высоты. С чего бы? И я прикинулась, что меня она тоже не страшит. На самом деле моими страхами можно до отказа набить товарняк. И страх высоты там заполнит не один вагон. Проще назвать, что меня не пугает, чем перечислять всё, чего я боюсь.

Забытый выразил свою неуверенность в том, стоит ли мне сидеть на краю крыши на холодном бетоне. Смотреть в затягивающую пустоту. Я пожала плечами и осталась сидеть. Тогда Добрыня подошёл и сел рядом.

Тут я задала наинелепейший вопрос. Откуда в голове такие глупости возникают?

– А алкоголь не мешает превращаться?

– Это же не светомобилем управлять, – посмеялся Добрыня. – В любом состоянии могу. Только у орла голова совсем дурная будет. Человеком в подпитии оставаться проще.

Я снова выдала:

– А если с крыши упасть, успеешь в полёте измениться?

Можно подумать, это я водку профитролями закусывала.

– Успею. Главное – из одежды выпорхнуть. И если ты упадёшь, успею.

– Расскажи про Храбра.

Сивогривов пришёл в Прилучье из леса. Ему тогда всего десять исполнилось. Сказал, что сбежал от Новых…

– Так они и вправду существуют? – прервала я повествование. – А Ратмир в них не верит.

– Уже верит, – ответил Добрыня, – мы только что за это пили.

…а те в своё время украли Храбра у воспитателей (настоящие его родители давно умерли), к каковым он не рвался возвращаться. Новые, проживая в абсолютном меньшинстве, вдали от людей в глуши, в лесу, называют себя высшей расой, поколением будущего. И, возможно, даже вынашивают некоторые планы. Храбр им нужен в качестве сильного и видного представителя свежеиспечённого племени. Им, вообще, сторонники нужны. А он проявляет характер и уже много лет отказывается возвращаться.

– Это безвольные люди присоединяются к толпе. Волевые её возглавляют. Самодостаточные умеют существовать гармонично вдали от всяких толп, – изрёк рассказчик.

Сперва в Прилучье Сивогривова приютила тётка Добрыни. У неё не имелось своих детей. И ещё она была местной Ягой.

– Ты знаешь, что на древнем языке, на санскрите, Яга означает «жертва»? Эти женщины многим жертвовали всегда. Во имя людей. Помогали, целили, поддерживали. Мужчины, конечно, тоже. Но они почему-то гораздо реже становятся Ягами.

– К ней люди шли и днём и ночью. Иногда сутками в очереди стояли. Издалека валили. Она себя не жалела. Многим помогла. Оттого и померла рано. Каждый просящий забирает часть силы Яги, и однажды запасы перестают пополняться.

Добрынина тётка кое-чему учила Храбра, но запрещала ему использовать полученные знания на ком бы то ни было. Только его попробуй удержи! Ни Сивогривов, ни Третьяков слушать никого не желали и пробовали всё подряд.

– Но это же больно, – поморщилась я. – Превращаться.

Добрыня глянул на меня с повышенным вниманием, будто осознал что-то неведомое доселе.

– Я об этом не подумал. Тебе действительно больно. У оборотней гормон специальный вырабатывается. Он снимает все неприятные ощущения. Ведь менять облик для нас естественно. Я таким родился, а не стал. Боли никогда не испытывал. У заклятых, насколько я знаю, такой гормон тоже со временем начинает вырабатываться.

– И сколько ждать?

Добрыня пожал плечами.

Нет. Мне не хотелось дожидаться того момента, когда моё тело научится вырабатывать обезболивающее. Это будет означать, что оно привыкло к козьим ногам. Сроднилось с ними. А я против привыкания. Я за то, чтобы избавиться от Лучезариного подарка.

После смерти тётки (Добрыня сказал об этом с такой печалью в голосе… тяжело терять любимых) Храбр остался один. Ему исполнилось пятнадцать лет. Уже заработал репутацию неуправляемого подростка. И за воспитание взялись родители Добрыни.

– А почему он Сивогривов, а не Третьяков? – очередной мой неумный вопрос. Собеседник же не сказал, что его родители усыновили Храбра, а по законам княжества… Ой, я не знаю, действуют ли вообще в Забытии законы княжества. То есть Забытия считается территорией Руси. Округом. Только вроде там имеются какие-то свои правила…

– Он с этой фамилией из леса вышел. А имя получил уже при посвящении.

Новые внушали Храбру, что стоит Численным узнать о его существовании, тут всё хорошее для него и закончится. Особенно засуетились они, проведав, что Храбр собрался уехать в Великоград. Сам Забытый значения сказанному не придавал, зато его девушка Весна с ума сходила от страха. Хоть и старалась не показывать своего состояния.

– Теперь главное, чтобы она и родители не узнали о разоблачении из новостей.

– Это всё, чего вы боитесь? – уточнила я. – Кто станет рассказывать о таком в новостях?

– Не скажи, – качнул головой Добрыня. – Вчера Зорица, получив известие от Новых, расписала Храбра, как хохломскую игрушку. А уже сегодня к нам приехали с известного канала с предложением снять о Сивогривове документальный фильм.

Я начала подмерзать. Бетон под попой совершенно точно не старался прослыть гостеприимным.

– Весна Новым верит, – подытожил Добрыня. – Признаться, я им тоже верил. Но чем больше о жителях Великограда узнаёшь, тем больше сомневаешься в прежних истинах.

– Хочешь сказать, что не ожидал создания коалиции?

– Я ожидал худшего.

Решив дальше не бравировать надуманным бесстрашием, я аккуратно перекинула ноги на безопасную сторону бордюра и встала.

Надо же так! Стол они принесли, а о стульях не позаботились!

– Вас могут выгнать, – проговорила я.

– Значит, быть по сему, – провозгласил Добрыня формулу резолюции, какую Великий князь ставит под государственными указами.

Я поёжилась, и Забытый предложил отправиться домой. Согласилась. Телу требовалось отогреться.

Когда Добрыня навешивал на дверь амбарный замок, то удивил меня фразой:

– Зря ты пустила её обратно.

Я вздрогнула от неожиданности.

– Кого?

Всё-таки он непомерно много знает. В гангстерских фильмах таких обычно пристреливают. Выходит, бочку я катила вполне заслуженно. Можно катить и впредь.

– Ты понимаешь.

– Опять запах?

– Да.

Он закончил возиться с замком и повернулся ко мне. Мы стояли на тесной площадке в полумраке.

– Тебе не кажется, что это не твоё дело? – получилось довольно грубо. Просто я моментально взъелась на этого дотошного Третьякова с его нюхом оборотня. Кто бы мог подумать, что у птиц так великолепно развито обоняние?

Добрыня скривил губы.