– Радмилка утверждает, что ты должна знать.

Сама Надёжа, надо полагать, присоединяется к утверждению.

– Ведите его сюда, – упавшим голосом попросила я. И отключилась. В голове сложилась картинка. Нежелание Милорада обсуждать со мной тему долга. Его слова, мол, имеются соображения, где достать гривен и… Короче – я виновата. Нужно было настоять на своём. На чём на своём? Стоп. Я же даже его в планы не посвящала. Сижу тут, прикидываю, как долг станем отдавать, а у братца свои прикидки. Большинство моих мыслей посвящены Проблеме, о другом не всегда успеваю думать. Пересвет ещё вечно не вовремя в голову лезет.

Даже не нашла сил наорать на Лучезару. Просто заявила, что на ней очередной грешок повис. Не стану же признаваться, что считаю виноватой себя.

Минут через двадцать мы услышали топот ног в тихом коридоре и знакомые голоса. Чародейка бросилась к шкафу.

– Чего это? – поразилась я.

– Забыла? – прошипела Лучезара. – На Ратмира никакая волшба силы не имеет.

Пришедшие ввалились в комнату, усадили Милорада напротив меня, разделились на два лагеря – защитников и обвинителей, и принялись по очереди высказывать, кто что думает. Дубинин сидел, обхватив голову руками, прятал от меня лицо. По сгорбленным плечам я поняла, что он убит.

– Ты сильно не ругайся, – попросила Надёжа, когда гвалт затих. – Мне из дома варенья прислали. Твоего любимого. Хочешь?

– Ничего себе не ругайся, – зевая, проговорила Радмилка, – я бы башку оторвала.

Дубинин фыркнул, так и не подняв головы.

– Он мне сейчас столько резаней должен, – громогласно выступил Делец, обращаясь ко мне, – что ему впору за меня второе высшее получить. Только вот незадача: не нужно мне второе высшее. Мне и первое – как-то не особо.

Голос у Ратмира командирский. Годится речи, вдохновляющие на бой, перед войском читать. Я отвела глаза в сторону и прикинулась, что весьма увлечена поправлением одеяла, прикрывающего козьи конечности. В последнее время это стало моим любимым занятием.

– Не кричи, – тишком одёрнула Дельца Златка.

– Ничего себе не кричи, – вставила Радмилка, удобно развалившаяся на Лучезариной кровати, – да я бы…

– Да что ты? – вскочил возмущённый Дубинин. – Держи своё мнение при себе!

Я глянула и обомлела. Выразительные следы насилия на его лице заставили меня огорчиться ещё больше.

– Ты? – выдохнула я, поворачиваясь к Ратмиру. Хотя вероятнее – это из «Яхонта».

– Я? – Делец усмехнулся. – Мне он всего полчаса должен. А вот Гуляевские сроки истекли.

– Милорад, – я собиралась обратиться к братцу властно, но вышло растерянно.

– Что? – рявкнул тот. – Отчитываться перед тобой прикажешь?

Хотел добавить грубых слов, но стушевался, затем закашлялся, в итоге снова сел, и обхватил голову руками. Не рождаются у Милорада грубые выражения. Даже перенятые у соседа не всегда слетают с языка.

Надёжин муж устал держать тяжёлую коробку, прошёл через комнату и поставил посылку на стол.

– Открывать?

– Но это же глупо, – пробормотала я. – Ты вправду надеялся выиграть?

– Я проработал систему, – глухо откликнулся Дубинин.

– Систему? В игромах не выигрывают.

– У нас только Верещагина так могла, – подтвердила Радмилка. – Каким, интересно, образом?

Я заметила в щёлке между дверцами шкафа пытливый Лучезарин глаз. Ни слова не пропускает. Любознательная наша.

– Сумасбродство, – вздохнула я.

– Теперь-то уже что? – резонно заметила Златка. – Поздно ярлыки навешивать. Нужно решать, что делать.

– Гуляевский долг, я думаю, растёт, – Радмилка равнодушно пилила ногти.

Дубинин дёрнулся, видимо испытывая желание вновь на неё прикрикнуть, но промолчал.

– Открывать? – снова поинтересовался у Надёжи муж.

– Сколько ты продул? – я приготовилась к самому худшему.

Милорад издал нечленораздельный звук. Я посмотрела на Ратмира.

– Разбирайтесь сами, – махнул рукой он. Открыл дверь, приобнял Златку за плечи и повлёк её наружу.

– И мы пойдём, – засуетилась Надёжа.

– А варенье? – недопонял обладатель коробки.

– Пойдём, – надавила Надёжа, – я ей потом отдам.

– Ну, и я вас покидаю, – встала Радмилка. – А то вы злые. Кричите.

В комнате остались только свои, и уже дрогнула дверца шкафа, как на пороге снова возник Ратмир.

– Да, Добряна, хочу сказать: про тебя я могу забыть, а вот он со мной должен расплатиться до летних испытаний. Много сдавать…

– Почему ты мне это говоришь?

– А кому? Ему Усмарь твердил, что в «Яхонт» нельзя соваться. Не помогло.

– У меня была система, – пробурчал Милорад.

Делец коротко и ёмко посоветовал ему засу… убрать свою систему в… куда-нибудь поглубже. И исчез.

Выждав немного времени, Лучезара выпрыгнула из шкафа и повернула ключ в замке.

– Сколько? – у меня возникло стойкое ощущение дежавю. А, ну да, не так давно я уже пытала Дубинина этим вопросом.

– Тебе лучше не знать, – устало ответил Милорад.

Лучезара подсела к нему:

– Дай боль сниму.

– Тебе нельзя колдовать.

– Целить можно в любом случае. Даже если смертный приговор светит.

– Так, так, так, – влезла я, – ты же утверждала, что не лечишь. Что можешь сильней напортачить.

– Я не лечу. Я боль снимаю. Это любая дура умеет. Из нашего сословия, разумеется.

Она отняла Дубининские руки от лица и положила ладонь ему на лоб.

– Братик, если ты сейчас не озвучишь сумму…

Я замолчала, придумывая, что бы такого страшного с ним сделать.

Милорад тяжело вздохнул. И выдал:

– Восемьдесят.

Пауза висела в комнате минут десять. Я вела в уме подсчёты. Лучезара шептала заклинания. Дубинин, по-моему, ни о чём не думал. Расслабился.

Зараза!

– Ты всё разрушил, засранец! – наконец взъярилась я. – У меня сходились циферки. За месяц мы бы расплатились с Гуляевым. Я в понедельник иду первое пособие получать.

– Видишь, я тебе ещё и денег помогла заработать, – совершенно не к месту вставила Верещагина, – а ты не перестаёшь дуться.

– Знаешь что?! – заорала я, поднимаясь с кровати. – Да если бы не ты со своим поганым Гуляевым, никто б из нас в яме не оказался! Ты…

– Я? – Лучезара тоже вскочила. – С какой стати ты вообще тогда со Славомиром наедине любезничала?