Хитрое дело. А где нужна хитрость, там всегда нужен королевич Коломан. И грек Авраамка к нему в придачу. Что ты знаешь о боярине Чудине?

– Почти ничего, королевич. Только то, что он из старых киевских бояр, служил ещё князю Ярославу. И что родом он из чуди, или эстов, – это племя родственно мадьярам по молви. Может, потому он и послан.

– Его, должно быть, знает старая королева Анастасия. Придётся говорить с ней. Так… – Коломан задумался. – Ты, Авраамка, пока иди. Подумай, как лучше принять боярина. А я устал. Дорога была долгая, ухабы, мой горб разнылся. Ох, грехи тяжкие! Кирие элейсон!

Авраамка откланялся и исчез за дверями. Коломан посмотрел ему вслед и подумал: «Этот грек – хорошее приобретение для страны мадьяр. Он неглуп, может стать разумным советником. Таких вот и надо привлекать к себе, ласкать, они помогут, в конце концов, взойти на трон. О, священная корона Венгрии! Как близка ты и как далека от меня!»

Опираясь на посох, Коломан встал и переоблачился в белое домашнее платно. Веки его смежались, он прошёл в опочивальню, откинул высокий полог и, рухнув на постель, провалился в глубокий сон.

Разбудил Коломана строгий камерарий[236]:

– Вас желает видеть старая королева Анастасия.

– Ответь, что я сильно устал, у меня разболелась спина. Пусть идёт сюда, если хочет.

Сухая и высокая, с изрытым старческими морщинами лицом и ясным добрым взором светлых голубых глаз, в чёрном длинном платье и убрусе с золотистыми птицами на тёмно-синем фоне, перебирая перстами чётки, в покой вошла Анастасия. За ней следом вбежала растрёпанная Фелиция.

– О, это чудо! Ты права, королева! Ему стало лучше. Задышал ровно, спокойно! – воскликнула она.

Сицилийка за довольно короткое время уже вполне освоила мадьярскую молвь и, кроме того, начала от свекрови и её служанок перенимать славянскую речь.

– Выйди отсюда! Вон пошла! – гневно крикнул на жену Коломан. – Блудодейка! Вот послал Господь жёнушку!

– Коломан, ты утомился, устал, оттого зол и гневлив, – спокойно, размеренным голосом сказала Анастасия. – Укроти, утиши себя. Государь должен уметь владеть собой. А ты будешь государем.

– Что ты речёшь? – Коломан удивлённо приподнял голову с подушки.

Фелиция громко хохотнула и с издёвкой заметила:

– Наш герцог мечтает о золотой короне. Ты задела, Анастасия, самые чувствительные струны его души.

– Замолкни, негодница. – Королевич уже не гневался, а улыбался.

– Ты ещё совсем недавно был маленьким шкодливым ребёнком, Коломан, – продолжала тем же тоном старая королева. – И я подолгу возилась с тобой. Я учила тебя читать, писать. Помнишь, как долгими зимними вечерами мы читали Библию, хронику Малалы, летописи, вы с Альмой постигали учения святых отцов церкви. То время безвозвратно минуло, и вот теперь ты вырос, ты добился первой большой победы на поле брани. Я горжусь, что к твоим стопам упал печенежский хан, старый заклятый враг мадьяр и руссов.

Она сидела возле постели в высоком кресле, прямая, с горделиво поднятой головой, и Коломану стало как-то неудобно валяться и строить из себя больного, он заворочался и сел.

Камерарий подал королевичу долгий, отороченный золотом кафтан.

– Да, я знаю и ценю всё, что ты для меня сделала, тётушка. С малых лет ты стала моей охранительницей от грехов и наставницей во всяком добром деле. Благодарен тебе и за заботу об этом… – он кивнул в сторону двери, где, прислонясь к стене, стояла герцогиня, – возможном наследнике короны. Но сегодня хотел я тебя расспросить о другом. Из Киева к нам едет посол, боярин Чудин. Твой родной брат Всеволод шлёт его.

– Я обо всём этом уже знаю, сынок. – Старая королева снова грустно улыбнулась. – Ведь у меня на Руси есть верные люди, мои глаза и уши. Да ты же сам многих из них видел. Помнишь, когда мы с тобой гостили в Киеве? Ты был тогда ещё мал и играл в куклы.

– А киевская княгиня Гертруда гневалась на нас с Альмой за шкоды. Как-то она меня выпорола розгами, и я в отместку засунул ей в постель огромную жабу. Она кричала, будто сам дьявол явился или случилось светопреставление. – Вспоминая прошлое, Коломан ухмыльнулся и вздохнул. – Там, в водах Днепра, я научился плавать как рыба.

Анастасия решительно вернула разговор в прежнее русло.

– Так ты вопрошал о боярине Чудине? Он будет советовать королю жить в мире с императором Генрихом.

– Что? – Коломан насторожился. – Князь Всеволод делает вид, что хочет помирить нас с германцем?! Однако он хитёр и осторожен. Ты не находишь, Анастасия?

– Да, это так. Поверь, я хорошо знаю брата. Он младше меня на семь лет и вырос на моих глазах. Не думаю, что он внял советам епископа Адальберта. Желает обо всём потихоньку проведать.

– А правда, что жена русского князя Всеволода – куманка? – спросила Фелиция.

Она уже сидела на стульчике перед серебряным зеркалом, и челядинка-угринка расчёсывала её слегка тронутые сединой пышные волосы.

– Правда, – отозвался Коломан. – Я её даже видел. Сидели вместе в аманатах у полоцкого князя Всеслава, разлюбезного родича моей дорогой матушки.

– Она дикая, страшная лицом?

– Примерно как ты. Даже чуть краше.

– Коломан! – прикрикнула на него Анастасия. – Не веди себя как несмышлёный ребёнок. Твоя супруга – уважаемая всеми госпожа, племянница славного рыцаря Роберта Гвискара[237].

– Блаженной памяти грабителя и бродяги, почившего в Бозе на острове Кефалиния[238]. Аминь! – с язвительной усмешкой добавил Коломан, сложив молитвенно руки.

– Этот, как ты сказал, грабитель и бродяга, был доблестен и храбр! Он одержал столько побед над врагами, сколько тебе, желторотый птенец, не снилось в самом сладком сне! – вспыхнула возмущённая до глубины души Фелиция. – Ты не имеешь никакого права так отзываться о нём!

– Кирие элейсон! Грехи тяжкие! Надо же, какой ты разразилась тирадой! Никогда не думал, что ты способна на такую длинную речь, – съязвил Коломан. – Прямо будто брала уроки риторики в константинопольской школе.

– Перестань сей же час, мальчишка негодный! – гневно топнула ногой Анастасия. – Конечно, ты права, милая Фелиция, – с лаской в голосе обратилась она к задетой за живое герцогине. – Твой муж просто сильно устал. Иногда в него словно какой бес вселяется. – Старая королева всеми силами старалась затушить зреющий пожар войны между супругами. – Я к тебе, Коломан, пришла с речью о посольстве. Король хочет послать в Киев бана Уголана. С ним поедет и наш списатель-грек, Авраамка. Вот и накажи им, пусть так молвят брату моему, князю Всеволоду: «Император Генрих ранее держал сторону твоих врагов, давал помощь против тебя покойному князю Изяславу. Мы же, угры, извечные друзья и союзники Киева. А с Генрихом мы сами разберёмся, то