Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Сравнивать двух соседей — бывшего Митю и нынешнего Амата — всё равно что сравнивать метеор и скалу.
Митя Жданов жил в вечном вихре чужих тайн.
Он всегда куда-то срывался как перепуганный заяц, успев перед этим шёпотом выдохнуть пару слов в чьё-то ухо или сунуть в ладонь записку. Даже после его переезда к Сергею Качалову поток странных визитёров не иссякал.
Бывало, услышу громкий стук среди ночи, а на пороге стоит парень из охраны с дикими глазами.
— Митя здесь⁈ — шёпот хриплый, будто человек бежал всё это время. — В порту Балтийска видели «Странницу»! Она вернулась с пятого кольца практически без экипажа!
То утром, едва я продрал глаза, уже ломится первокурсник с перекошенным от ужаса лицом и помятым докладом в дрожащих руках.
— Жданову, срочно! Это по «магическим тварям». Он сказал, если опоздаю, меня исключат!
Поэтому я удивился, как быстро Митя и Сергей, два таких разных человека, нашли общий язык.
Хотя если вспомнить, как Жданов умел втираться в доверие, тут нечему удивляться.
Он был как ртуть: просачивался в любую щель. За пару бесед мог развязать язык даже самому замкнутому профессору. Помню, как ещё несколько месяцев назад под видом «исследовательского проекта» вытянул у нашего куратора, старика Бычкова, доступ в запретный архив, а через неделю уже пил чай с директором библиотеки.
Теперь мой бывший сосед пропадал в комнате Качалова, а его «клиенты» всё ещё штурмовали мою дверь, будто я личный секретарь Мити.
— Киря, ну потерпи ещё пару дней, — уверял меня он, — люди просто не в курсе, что я переехал!
Но, зная Митю, я понимал, что эти пару дней растянутся как минимум на пару недель, а то и месяц.
А вот Амат… Вернее, Влансендур, который теперь жил в его теле, старался не выделяться. На людях вёл себя как прежде: тренировки, пробежки, молчаливое упорство.
Однажды я случайно назвал его настоящим именем, и он резко обернулся.
— Не делай так.
— Что, даже наедине?
— Да, — слишком жёстко ответил он. — Привыкай. Я Амат. Только Амат.
В общем, для меня почти ничего не изменилось. Вечера я по-прежнему проводил за изучением отцовских записей, которые до этого скрывал от Мити, и теперь от Амата.
Утром — пробежка и тренировка с клинком, надо было набирать темп, чтобы в конце семестра сдать на «хорошо» физические дисциплины.
Днём были занятия.
После лекций — фехтование с Лизой Минской.
За три месяца я, наконец, перестал позориться, как последний выскочка, постепенно обретая столь необходимый для аристократа навык.
Как-то раз на тренировке появился Сергей Качалов. Он молчаливо стоял в тени колонн, наблюдая за нашими упражнениями. Потом неожиданно шагнул вперёд, взял тренировочный клинок и кивнул в мою сторону.
— Покажи, чему научился.
Разгром был предсказуем. Для него клинок это продолжение руки. Сергей действовал быстро, как молния. Я едва успевал поднимать шпагу, а его удары уже находили слабые места в моей обороне.
Но в конце, к моему удивлению, он опустил оружие и слегка улыбнулся.
— Лучше, чем я ожидал. Чувствуется потенциал.
С тех пор я стал замечать, что его отношение ко мне потеплело. Возможно, Митя действительно нашептал ему что-то, ведь я как-то обмолвился, что хотел бы тренироваться под его началом.
Не то чтобы у Лизы плохо получалось. Нет, она была мастером клинка, и её движения оставались отточенными, но что-то изменилось.
Раньше её атаки звенели в воздухе, заставляя меня отступать. Теперь же она сдерживалась, будто боялась разбить хрупкую вазу. Она фехтовала не в полную силу, даже не в половину, наверное, лишь в четверть своих сил.
И спарринги с Качаловым исчезли из её графика.
Я догадывался, почему.
Инициация.
Её магический источник ещё не стабилизировался, а значит, любая сильная физическая нагрузка могла привести к неконтролируемому выбросу энергии. Как тогда, по дороге из Балтийска, когда она сдала на мастера клинка.
Поэтому девушка избегала резких движений, будто боялась, что что-то внутри сорвётся с цепи.
Лиза сжимала кулаки, когда Качалов проходил мимо.
И больше не скрещивала клинки с ним, зная, что Сергей заставит выкладываться на полную.
Поздними вечерами мы с Аматом превращали нашу комнату в подобие учёного совета. Со стороны, наверное, это выглядело забавно: два студента, яростно спорящие о магии, будто древние мудрецы, защищающие противоположные теории.
Как в истории моего мира.
Я вспоминал, как когда-то читал о великих научных распрях:
— Земля плоская! — кричали одни.
— Нет, она круглая! — доказывали другие.
— А может, она вообще стоит на слонах?
— Нет, на китах!
В итоге люди почти всегда докапывались до правды.
Так и мы. В наших спорах рождалась истина, жаль только не каждый раз.
— Нет, Пестов, — Амат скрестил руки, смотря на меня как на упрямого ребёнка. — Ты опять не слышишь пульс земли. Она не бездушный камень, она дышит.
— Я знаю теорию! — раздражённо побарабанил пальцами по столу. — Магия земли — это укрепления, барьеры, контроль над материей, а не какая-то…
— В моём мире, — резко перебил Влансендур, — маги заставляли горы петь. А у тебя даже камни не скрипят.
— Потому что здесь другие законы! — я чуть не хлопнул по столу, но вовремя остановился: на нём стояли склянки с образцами.
Он вздохнул, но терпеливо начал объяснять снова.
Горькая ирония: передо мной сидел человек, чьи познания превосходили учёных светил империи. Но девяносто процентов этих знаний были бесполезны.
Там, в его мире, маги владели всеми стихиями, а здесь мы были заперты в рамках одной школы.
Близилось воскресенье, и я уже предвкушал, как, наконец, вырвусь в город.
— Поедешь на своё производство? — спросил Амат утром в субботу.
— Да. Надо проверить, как там справляются мои вассалы, братья Гурьевы. Да и маму с Таськой увидеть хочется.
— Подбросишь до Новоархангельска?
— Зачем? — насторожился я.
— Хочу посмотреть город. Ни разу не гулял по нему, даже воспоминаний никаких нет, — добродушно ответил он.
— Ты же… — я чуть не ляпнул ерунду, но вовремя исправился. — То есть Амат тут учился четыре года.
— Он был занят. Сам понимаешь, чтобы держать себя в хорошей физической форме, требуются постоянные тренировки, и у него попросту не хватало времени. А мне это интересно.
— Ладно. После занятий у конюшни.
Моя машина, слава стихиям, была уже на ходу.
Но какой ценой…
Каждая деталь — заказ из центральной колонии «Точка». Каждый винт, каждая шестерёнка — недели нервного ожидания. Помню, как механик, увидев окончательный счёт, побледнел так, что его веснушки стали заметнее.
— Господин Пестов, за эти деньги можно