Она вернулась в кабинет, осененный Майклом Джексоном, взялапрямоугольную трубку. Семен Семеныч вежливо уточнил:

– Можете не представляться. И задавайте любые потребныевам вопросы. Мне вас оставить?

Даша мотнула головой, прижала трубку к уху и спросила:

– Алексей Егорович?

– Да, я слушаю, – послышался чуть настороженныйголос папеньки беспутной Инги.

– Мне у вас нужно кое-что уточнить. Ваша дочь в городе?

– Нет. После всех этих историй я ее отправил… подальше.

Видимо, потому-то от Инги и не поступило заявления типаСветочкиного – не добрался до нее больше Агеев…

– У вас есть акции Кангарского молибденового?

– Да.

– И последний вопрос, возможно, вам он покажетсядурацким, но мне нужен максимально обстоятельный ответ. Вы, телевизор частосмотрите?

– Я его вообще не смотрю. Сводку новостей по газетамготовит референт. Если есть настроение и время, смотрю по видео два-три фильмав неделю.

– А где кассеты берете?

– Секретарь привозит с Домбровского.

Снова все сходится. Идеально. Студия проката на Домбровского– контора мощная, заложена, когда Марзуков еще не занялся делом, никак он немог на Домбровского влезть. Слишком сложно было бы все устроить…

– Спасибо, – сказала Даша и положила трубку.

На пороге вырос мрачный парень в свитере и без шапки –значит, на машине прикатил, автоматически, по привычке отметила Даша, –протянул Семен Семенычу самый обычный пластиковый пакет с картинкой в темныхтонах, не позволявшей увидеть со стороны содержимое. Подождал немножко и, неполучив никаких приказаний, улетучился, словно призрак.

– Ваш заказ, – тоном привычного ко всему пожилогоофицианта сообщил Семен Семеныч, передав пакет Даше. – Если вам нужноопробовать со стрельбой, есть подвал…

Даша рассовала мелочи по карманам, отвела затвор, пару разспустила курок тяжелого «ТТ». Смазан он был отлично. Все же она для проверкивставила полную обойму и, орудуя затвором, звонко выщелкнула патрон запатроном. Ни одного перекоса.

– Я бы вам посоветовал сесть и написатьзаявленьице, – сказал Семен Семеныч. – Вот бумага и авторучка. Мною,капитаном Шевчук, данная игрушка была три часа назад отобрана у неизвестноголица ярко выраженной кавказской национальности, сумевшего скрыться благодарядождю, снегу и туману… Право же, такая бюрократия упрощает жизнь. Как говорилодин мой друг – жить надо так, чтобы вам доказывали…

Пожалуй, он был прав. Даша старательно написала заявку наимя Дрына.

– Может быть, вам нужно, чтобы в определенное время васвидели где-нибудь в другом месте три-четыре вполне благонадежных гражданина?

– Нет, это лишнее, – сказала Даша.

– Если понадобится, заходите без церемоний. Я могудоложить, что у вас наметились успехи?

– Скажите пока, что наметились следы, – сказалаДаша. – Я человек суеверный…

– Сам такой. Хочу вам еще раз напомнить: вещественныеулики не обязательны. Достаточно твердой уверенности и вашего слова.Потребуется помощь – звоните немедленно.

– Хорошо, – сказала Даша. – До свиданья.

– До свиданья. Звоните, заходите запросто…

За ней не следили.

Машину она оставила в квартале отсюда – кто их знает,прилепят «маячок» и сядут на хвост. В конце концов, Фрол ей тоже ничего необещал… Для надежности еще покружила по окрестным улицам, подсмеиваясь надсобой, – надо же, шантарская Рыжая Соня… И, окончательно убедившись вотсутствии всех и всяческих «хвостов», поехала к дому, где прятала Флиссака.

– Самое главное – не вздумайте мне мешать, –сказала Даша. – Что бы я ни делала. Вернее, как бы себя ни вела.

Флиссак нервно усмехнулся:

– Мадемуазель Дария, я работаю не в архиве министерствасельского хозяйства.

– Все равно, кто там знает вашу нежную европейскуюдушу…

– Я боюсь одного: провалиться прочно. У ваших властей,в конце концов, нет причин относиться ко мне с отеческой нежностью.

– Не бойтесь, – сказала Даша. – Мне самой ненужны неприятности. У вас хоть посольство за спиной…

– Вы полагаете, посольство станет поднимать шум из-заизобличенного промышленного шпиона? У вас чересчур романтические представленияо Европе, простите…

– Ну, нельзя же без романтики… – пожала плечамиДаша. – Нам лет десять вбивали в голову, что западнее ГДР начинается сущийЭдем. Я, понятно, не верю – везде одно и то же, а в Лондоне вдобавок и туманы,но это крайне жестоко, мсье, лишать женщину романтических грез…

– Вы удивительная женщина, – сказалФлиссак. – Не знаю, смог бы я в вашем положении держаться столь жеуверенно…

– Когда страна прикажет быть героем, у нас героемстановится любой, – засмеялась Даша. – Была такая песенка… Пошли?

Она заперла машину и первой направилась к двери телестудии«Алмаз-ТВ». Дверь осталась прежней, какой ее Даша помнила.

«Неаккуратно, – подумала она. – Психологическинедостоверно. Я бы на их месте после столь жуткого налета поставила быжелезную, телекамеры посередине бы всобачила – для пущего нагнетания страстей,чтобы уверить всех, будто отныне боишься каждого куста…»

После ее прошлого визита в коридоре кое-что изменилось –ящики с аппаратурой исчезли, отчего коридор стал вдвое просторнее, и примернопосередине стоял дешевенький письменный стол производства местного ДОКа. За нимвосседал охранник, безуспешно гадая, чем бы таким ему заняться, чтобы непомереть со скуки. Даша махнула у него под носом нераскрытым удостоверением, ноон и не потребовал более детальных объяснений, окинув ее чисто мужскимвзглядом, без тени профессионального рефлекса.

Кабинет у Марзукова был крохотный, но отделанный с большимтщанием, в синих и темно-красных тонах, напичканный всевозможными электроннымиигрушками – телефакс, компьютер с множеством сопутствующих агрегатов, всех,наверное, какие только можно к нему подключить: видеодвойка, ксерокс, ещекакие-то штуки, абсолютно Даше не известные, но крайне авантажно выглядевшие, скучей лампочек, клавишей, окошечек, эмблем известных фирм и загадочных надписейна иностранных языках (и даже иероглифических). Вряд ли половина этого быланеобходима в офисе директора дышавшей на ладан частной телестудии – Марзуковтщился выглядеть.

Он встал из-за обширного стола, неведомо как протиснутого вдверь, – должно быть, по частям – лицо исказилось в приступе детской почтизлости:

– Опять вы?!

Оглянувшись, Даша удовлетворенно кивнула, увидев на дверивнутренний замок. Взглядом показала на него французу. Спросила: