– Фу, – сказала Ритка, – чего сидишь, как кукла? Ну-ка тяниза лапы!

В самый разгар действа появилась Маруся. Мигом поняв, чтопроисходит, она тут же включилась в ситуацию. Теперь я держала кота, а Ритка иМашка пытались запихнуть несчастного в шубу. Масик легко справлялся с тремяидиотками, размахивая когтистыми лапами. Потом я почувствовала, как по коленямпотекла горячая жидкость.

– Он меня описал! – закричала я.

– Подумаешь, – тяжело дыша, ответила Ритка, – не сахарная,помоешься.

– Чем вы тут занимаетесь? – всунула голову в комнату Зайка.

– Потом объясним! – заорала Маня. – Видишь «молнию»?

– Где? – изумилась Ольга.

– У Масика на спине, застегни скорей.

Зайка, не задавая лишних вопросов, выполнила требуемое.

– Слава богу, – вздохнула Ритка.

Я отпустила кота.

– Чего вы с ним сделали? – поинтересовалась Зайка.

Ритка принялась с жаром рассказывать про комбинезон.

– По-моему, он Масику не слишком нравится, – вздохнула Маня,– вон как злится.

Кот бешено крутился на одном месте. Масику было наплевать,что на него с превеликим трудом нацепили страшно дорогой и супермодныйкомбинезон. Несчастное животное пыталось содрать с себя теплую одежду.Возможно, ему нравилось ходить лысым, а, может, Масику не по душе мех норки,вполне вероятно, что он предпочитает шиншиллу.

– Во обозлился, – качала головой Маня, глядя, как «сыночек»с воем носится по моей спальне, роняя мебель, – может, снять с него шубу-то?

– Ни за что, – отрезала Ритка, – сейчас привыкнет. Я лучшезнаю, как со своим ребенком поступить.

Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Еще одно родительскоезаблуждение. Всовывают в руки мальчика, страстно мечтающего о карьерефутболиста, скрипку, таскают сопротивляющееся чадо в музыкальную школу,приговаривая: «Мама знает, чем тебе лучше всего заняться…» И в результатевместо счастливого человека, великого голкипера или популярного нападающего,получают пятнадцатисортного скрипача, вынужденного с тоской «перепиливатьящик». Чем же футбол хуже скрипки, а?

– Что у вас тут происходит? – недовольно спросил Дегтярев,входя в спальню. – Стук, топот…

Маня, Зайка и Рита, перебивая друг друга, началирассказывать полковнику, какой чудесный комбинезон приобрела Рита и как мынатягивали его на Масика.

Александр Михайлович задумчиво поглядел на беснующегосякота.

– Странно, однако.

– Что? – напряглась Замощина.

– Шапка где?

– Чего? – разинула рот Маня.

– К шубейке, – совершенно спокойно констатировал приятель, –должен прилагаться капор или, на худой конец, берет. А то глупо выглядит, телоприкрыто, а голова голая.

Не успел он докончить фразу, как Масик внезапно упал наковер и взвыл. Никогда еще я не слышала звука, в котором бы слышалось столькотоски. Плач на реках вавилонских – ничто по сравнению с тем воплем, которыйиздал несчастный кот.

– Вы как хотите, – сурово заявила Зайка, – а я больше неспособна наблюдать мучения животного. Комбинезон надо снять. Масик, кис-кис…Иди сюда.

Но кот, наученный горьким опытом общения с нами, мигомзабился под туалетный столик. Он затаился в самом дальнем углу и, лихорадочноблестя глазами, продолжал издавать жуткие воющие звуки.

– Надо поднять столик, ну-ка, Дегтярев, действуй, – велелаполковнику Ольга.

Александр Михайлович подошел, ухватился, поднатужился…Баночки с кремом, расчески, губная помада попадали на пол. В ту же секунду котбыстрее молнии прошмыгнул мимо ног полковника и метнулся в новое убежище.Дегтярев, испугавшись, шарахнулся в сторону, наступил на валявшуюся на полуподушку, заорал, выпустил столик… Масик заметался по комнате, потом, обезумев,впрыгнул в короб, где Черри, распластавшись, закрывала собой щенков и котят.Пуделиха, уже слегка подслеповатая и никогда не отличавшаяся хорошим нюхом,взвыла и попыталась цапнуть непонятное существо. Несчастный кот ринулся всторону и взлетел по занавескам вверх…

– Уф, – сказал Дегтярев, – столик-то сломался.

– Наплевать, – бодро сообщила Машка, – жуткий урод был,никогда он мне не нравился.

Я только вздохнула. Старинный туалетный столик, единственнаявещь, оставшаяся от моей бабушки, помню его с детства, и, хотя домашниемногократно приказывали «выбросить рухлядь», я поставила его в своей спальне изностальгических чувств.

– Масик, Масик, – засюсюкала Ритка, подбираясь к занавескам,– мой любимый котик, иди к мамусе.

Но вредный кот ждал теперь от «матери» только самогоплохого. Стоило Замощиной колыхнуть драпировку, как загнанное животное сутробным воплем прыгнуло на люстру.

Светильник угрожающе закачался.

– Сейчас упадет, – спокойно сообщил полковник.

– Масик? – ошарашенно спросила Зайка.

– Нет, сначала светильник, – уточнил Дегтярев, – а уж потом,конечно, и лысик.

Не успел он договорить фразу, как раздался треск, и красиваялюстра рухнула на пол. В разные стороны дождем взметнулись осколки. Я наблюдалаза происходящим, как если бы это был интересный кинофильм. Жаль только, чтонельзя выключить звук – слишком уж противно визжит Ритка:

– Сыночка убили! Масик мой, Масик!

Впрочем, Зайка не отставала от нее:

– Ой, ой, ой, жуть какая!

Но громче всех орала Маня:

– Щенков засыпало, катастрофа!!!

Три крещендо слились, превратившись в единый хор,исполнявший форте песню о катастрофе.

– Мать, – раздался в самый кульминационный момент ледянойголос Аркадия, – а ну-ка иди сюда немедленно.

Чувствуя себя нашкодившей школьницей, я выползла в коридори, заискивающе, снизу вверх, глядя на почти двухметрового сына, робкопоинтересовалась:

– Случилось чего?

– Я не спрашиваю тебя, – тоном, от которого веяло всемиморозами Арктики, заявил Кеша, – я никогда не спрашиваю тебя, где ты шляешьсядни напролет…