Выскакивая из тапок и роняя на пол попеременно полотенце,фен и расчески, я вылетела из спальни.

– Сумасшедший дом, – бубнила недовольно за моей спиной Ирка,– чего от ребенка хотят, коли мать с разума съехала – на люстре качается! Этонадо же придумать такое.

Я притормозила и удивленно спросила:

– Кто качался на люстре?

– Так вы, кто же еще, и всю обвалили.

– Это почему ты так решила?

– Аркадий Константинович сказал, – вздохнула Ирка, –спустился сегодня в столовую и велел мне:

– Ира, убери у матери в спальне, там такое!

– Что случилось? – заинтересовалась домработница.

Аркадий махнул рукой:

– Ты не поверишь.

– Ну? – горела от любопытства Ирка.

– Вчера примчалась ближе к ночи, – на полном серьезе заявилсын, – и шмыг к себе. Я заглянул к ней в спальню и чуть не умер. Представляешь,она на люстре качалась, туда-сюда, туда-сюда, обвалила, естественно. Падая,попала на туалетный столик. Тот, конечно, вдрызг разлетелся… Словом, в спальнекошмар! Да еще!

– Чего, – спросила в конец обалдевшая Ирка, – чего еще то?

– Как столик разбила, так разозлилась, что занавескиразодрала, – как ни в чем не бывало заявил Кешка, – ты от матери подальшедержись, безумие заразно.

– У меня нет когтей, – сказала я и рассердилась сама насебя.

Выходит, все остальное правда, вот только с когтяминакладочка вышла.

– Аркашка наврал тебе!

– Аркадий Константинович никогда не лжет, – возмутиласьдомработница.

– Значит, я, по-твоему, способна кататься на люстре?

– Ну, – замялась Ирка.

– Прыгать на столик, а потом рвать занавески? Это на меняпохоже?

– Да, – выпалила Ира, – вернее, не всегда, но часто, вобщем, похоже.

В полном негодовании я пошла к себе. Кешка отомстил мне зателефон. Одно хорошо: Ирка, совсем того не желая, подсказала, как действоватьдальше. Следить. Все очень просто. Нужно устроить засаду возле дома АртураРомановича Мордвинова и тщательно проследить, кто приходит к мужику.Естественно, рано или поздно я увижу эту молодую женщину, разъезжающую на«Мерседесе». На всякой машине имеется номерной знак.

Значит, сфотографирую сцену трогательного прощания мадам сМордвиновым, запишу номерок кабриолета, а потом…

С лихорадочной поспешностью я принялась натягивать на себяодежду. А потом! Пойду к господину Мордвинову и предложу сделку. Он мнерассказывает, от кого получил яйцо, а я отдаю ему снимки и негативы. Еслидражайший Артур Романович откажется, пригрожу, что отправлю компрометирующиеснимки рогатому мужу любвеобильной дамочки. Парнишка, который купил своей жене«Мерседес», вряд ли захочет, чтобы милая супруга каталась в нем на свиданки клюбовнику. Мужчины очень нервно относятся к факту измены. Лица сильного поламогут многое простить своим женщинам: мотовство, лень, бесхозяйственность,глупость, вздорность, сварливость, но вот измену – практически никогда. Так ужустроены мужчины: что его, то его.

В магазин «Безопасность» я влетела, размахивая кошельком.

– О, – сказал рыжеволосый продавец, – ну, как дела? Поймалисупруга?

– Почти, – радостно сообщила я, – теперь хочу осуществитьнаружное наблюдение. Мне требуется хороший бинокль и качественный фотоаппарат.

– Такого добра у нас навалом, – обрадовался парень, – налюбой вкус, выбирайте.

Вооружившись отличной цейсовской аппаратурой и замечательнымфотоаппаратом, я понеслась в Подлипецкий проезд. Погода стояла великолепная,апрельское солнышко ласково пригревало землю, на газонах уже зазеленела перваятравка, в воздухе одуряюще пахло быстро наступающей весной.

Естественно, что во дворе дома вновь толкался народ. Радуясьвоскресному дню, гоняли на велосипедах дети, мужчины играли в домино итолпились у гаражей. Клава и Зина восседали на той же лавочке. Я подскочила кним:

– Здрассти.

– Привет, – ответили старухи.

– Вот, фотоаппарат принесла.

– Правильно, – одобрила Клава, – таперича жди, когдапоявится, она завсегда к обеду прируливает.

Старухи принялись мирно перемывать кости соседям. Я тихонькосидела на краю лавочки.

– Вон Колька пошел, – объявила Зина.

– Опять небось пьяный, – предположила Клава.

– Не, вроде прямо шагает.

– Значитца, вечером напьется, – резюмировала Клава.

– Смотри, Катька с Пашкой под ручку чешут!

– Простила она его, выходит! Мало ён ей синяков под глазьяставил.

– А у Ленки живот на нос полез, – злорадно сообщила черезсекунду Зина.

– Да уж, – хмыкнула Клава, – я ей ищо зимой говорила:«Осторожней, девка, не надо парню на шею вешаться!» И чего? По-моему вышло.Володька сбег, а у Ленки пузо.

Я вяло слушала их беседу. Двор заменял бабкам все:телевизор, кино, газеты и книги. Скорей всего они никуда не ходили, проводяцелые дни на скамеечке и обсуждая соседей. Очень увлекательное занятие. БабаНюра из моего детства всегда ласково так говорила, увидав семилетнюю Дашеньку спомойным ведром:

– Посиди со мной минуточку, отдохни. Чегой-то у тебя введре-то? Банки из-под тушенки? Афанасия не готовит? Консервами питаетесь?Хорошо, значит, живете, коли мясо из упаковок себе позволяете.

Солнышко припекало, мне стало жарко, и я расстегнула кожануюкуртку.

– Ох, молодежь, – неодобрительно покачала головой Клава, –запахнись, ща обдует, и готово дело – радикулит.

– Клав, глянь, – оживилась Зина, – это кто ж такой?

По двору шел довольно высокий стройный мужчина в самойобычной темно-коричневой куртке. Вязаную шапочку цвета молочного шоколада оннатянул до бровей. Лица у незнакомца, можно сказать, не было. Лоб закрывалголовной убор, над верхней губой торчали пышные черные усы, а подбородокпрятался в окладистой бороде цвета молодой вороны.

Быстрым шагом мужчина приближался к подъезду.

– Не знаю, – протянула Клава, – в первый раз такого вижу, неиз наших, со стороны. Гость небось.