Такого «съема» отродясь не бывало — только если палаткупоставить на каком-нибудь газоне, вблизи магистрали или станции метрополитена.

Магистраль — артерия нации.

«Мы работаем, чтобы не закупоривались артерии нации!» —восклицал мистер Питкин каком-то старом кино.

Пойдем в кино, пригласил ее Илья, а она отказалась.

Ну что он, дурак? Ну как она может пойти с ним в кино?!

Ну пойдет она в кино, ну, поверит во все на свете, ну,расслабится непозволительно.

А дальше-то что?!

Она сто лет ни с кем не ходила в кино. Нет, не сто, но летдесять точно.

На первом курсе Наталью позвал в кино ее тогдашний «молодойчеловек», так это называлось.

Она пошла. Очень гордилась собой, наряжалась иприхорашивалась. У нее было серое финское пальтецо с капюшоном — на капюшонеопушка неопределенного меха. Еще был красный капроновый шарфик, гофрированный,яркий, но очень неудобный и жесткий. Он кусал шею и все время вылезал из-подворотника, зато очень оживлял пейзаж. Еще были боты, правда, резиновые, но тожекрасные! В резиновых ботах на сухом асфальте было не слишком приятно, но очень,очень, очень «красиво» и в тон шарфику.

Украсившись шарфиком и ботами, она еще напоследок вытянулачелку перед зеркалом. Тогда все носили челки, и Наталья свою челку не любила,она все время закручивалась в разные стороны, потому что волосы кудрявые, аНаталья, понятное дело, мечтала о прямых.

Почему-то все девчонки мечтают именно о том, чего у них нети быть не может. Кудрявая — о прямых волосах. Маленькая — о длинных ногах.Высокая — о том, чтобы как-нибудь стать поменьше.

Наталья тоже мечтала. Обо всем.

Она мечтала похудеть, уменьшиться в росте, обрести короткиепрямые волосы и «приличный» размер ноги. У нее размер был исключительно«неприличный» сороковой.

Ну вот. Она вытянула челку, налачила ее так, чтобы та стоялаколом и уж никак не могла закрутиться ни в какую сторону, и пошла к кино.

С «молодым человеком».

Кино называлось «Легенда о Наройяме», и повествовало оно ожизни японской деревни конца девятнадцатого века. Там, в кино, людей закапывалиживыми в ямы, насильно женили, а те, которым жен не хватало, проделывали всякиеужасные вещи с козами и овцами, некоторые с собаками, стариков отводили умиратьв горы — не потому, что они были плохи, а потому, что «время пришло».

После кино у Натальи осталось такое чувство, будто она два споловиной часа просидела по горле в бочке с холодными, жирными, копошащимисячервями.

— Концептуально, — оценил «молодой человек», когда онидосмотрели «Легенду» до конца. — Фильм о нас.

Наталья решительно не была согласна, что фильм о ней.

Она ни за что не стала бы закапывать мальчишку, укравшегохлеб, в землю и не повела бы маму в горы, чтобы та умерла там от жары и хищныхптиц!

— Ты ничего не поняла, — объяснил ей приятель. — Ты что?Тупая? Тогда были… такие условия. Закон выживания. Если не придерживатьсяопределенных правил, все умрут. Община жертвует кем-то ради остальных. Неужелиэто не понятно?

— Понятно, — согласилась Наталья и сглотнула — всевспоминался глупый голодный мальчишка, укравший хлеб. Как его засыпали землей,а он кричал и рвался наверх. У него были перепуганные, остекленевшие от ужасаглаза и разинутый в крике детский рот, в который попадала земля. — Мне толькоодно непонятно — зачем мы пошли на этот идиотский фильм!

— Ты слишком любишь свое спокойствие, — констатировал«молодой человек», видимо, почитывавший на досуге Белинского и Писарева. —Человек не может жить в теплице. Ему нужны потрясения, чтобы не закиснуть.

— В кино?!

— Что в кино?

— В кино — потрясения?! — крикнула Наталья и тряхнула своейзалаченной картонной челкой. Кажется, челка даже стукнулась о лоб, по крайнеймере, звук был такой, как будто стукнулась.

— А почему в кино не может быть потрясений? Это не простоерунда какая-то, это фестивальное кино, первоклассное…

— Я не хочу первоклассное кино, — пробормотала Наталья,думая о том, что мама в командировке, и поговорить ей не с кем, и жизньиспорчена из-за этого мальчишки, засыпанного землей.

— У тебя вкус неразвитой, — равнодушно объяснил «молодойчеловек», — и вообще ты слишком… мягкая какая-то. Ты боишься правды жизни.

Может, это верно, может, она и боялась «правды жизни», нослишком много ее было… вокруг, этой самой правды, чтобы еще убиваться надяпонской, из кино.

Тогдашний «молодой человек» из ее жизни быстро пропал.Видимо, не вынес неразвитого вкуса в отношении кинокартин и всей прочей жизни.А больше ее в кино никто не звал.

Она несколько раз пыталась сходить с Витькой, но все никакне получалось, все препятствия какие-то возникали.

Это называлось «вытащить». Ома никак не могла «вытащить» егов кино.

Зато в кино ее пригласил Илья. Именно ее пригласил, а неАнфису, которая так ему помогала и которая была в сто раз красивей и умнее!

Он позвонил и сказал:

— Наталья, пойдем вечером в кино.

Он даже «здравствуй» не сказал, забыл, наверное.

Она так растерялась, что не сразу смогла отказаться.

— А… что мы будем смотреть? И где?

— Да какая разница — где, — сказал он нетерпеливо. — Вкинотеатре…

— А… на что мы пойдем?

— Вышел «Заповедник» новый. Там спецэффекты, ужасы, всевзрывается. Гномы, черти, нечисть всякая. Мне такое нравится. Пошли? А потомсъездим, поедим где-нибудь, а? Ты что любишь поесть?

Наталья молчала.

Она с трудом собрала силы, чтобы отказаться, и отказалась, аИлья, кажется, очень удивился. Огорчился даже.

По Натальиным представлениям о жизни, огорчиться он не мог.Почему он огорчился-то?! С кем угодно можно пойти в кино, сдалась ему именноона! И жену его бывшую она видела — та была хороша, как фотография изглянцевого журнала, сказка! Стройная, высокая, ухоженная, с нежной инасмешливой улыбкой, открывавшей белоснежные зубы.

Куда Наталье до нее!

В общем, в кино с Ильей она не пошла.

И даже Анфисе не сказала, чтобы та не стала ее ругать.Наталья очень не любила, когда ее ругали.

— Напрасно вы так огорчаетесь, — прошептал рядом давешнийстаричок. — Не из-за чего, голубушка. Ей-богу, не из-за чего.