С полиэтиленового днища текла вода, теперь на колени его непоставить, придется или держать на весу, или пристраивать на пол в этой самоймаршрутке. Все будут наступать, толкаться, перелезать, а в пакете у нес батон,и колбаса, и книжка — жалко, если раздавят!

Вдалеке показался микроавтобус, и все сотоварищи помытарству в очереди насторожились, несколько напряглись и вытянули в егосторону головы. Неизвестно было, «наша» это маршрутка или «не наша».

Она оказалась «нашей» и вся очередь моментальноприготовилась брать ее на абордаж — все замучились, хотелось домой побыстрее.Только что усталые люди стояли рядком, но машина подкатила, и они превратилисьв штурмовое подразделение времен Второй мировой войны.

Все лезли, орали, давились. «Продвинутые» отшвырнулиНаталью, которая стояла почти первой, и она поняла, что на переднее сиденье ейне попасть. Когда она взобралась по скользким и высоким ступеням, свободнымоказалось только одно место — в проходе, откидное, то есть без спинки и прямопосередине «транспортного средства».

Значит, всех, кто будет входить и выходить, ей придется«впускать» и «выпускать», то есть приподниматься, согнувшись и неудобно ислегка неприлично отклячив зад, собирать свое кресло, подхватывать пакет,придерживать рукой шапку, чтобы не сбили, и все это за тридцать рублей.

— Передавайте деньги! — хриплым голосом закричал водитель изглубины ада, в котором усаживались, пихались, отвоевывали лишние сантиметры иненавидели друг друга. — Без сдачи передавайте! У меня сдачи нету, считайтесами там!

— Мужчина, мужчина, куда вы портфелем своим, у меня тутребенок!..

— У вас сколько?

— У меня пятьдесят одной бумажкой, а у вас?

— Вот возьмите за двоих, только там мелочь.

— Ой, блин, какая еще мелочь!

— Предупреждать надо, все рассыпалось!

— Так я вас предупредила!

— А мне наплевать, только собирать я не буду!

— Граждане, пока все не передадут, не поедем!

— Хто это там ползает?! Господи Иисусе, ползает хто-то!

— Я деньги собираю. Деньги рассыпались. Ногу подвиньте,подвиньте ногу-то! Все инвалиды, как один!

— Милый, а место для ветеранов бесплатное есть у тебя илинету?

— Нет у меня бесплатных мест, мамаша!

— Да как же нет; когда у тебя над головой написано, что одноместо для инвалидов бесплатное!

— На заборе тоже много чего написано, мамаша! Илиоплачивайте, или вылезайте!..

Наталья сидела, сгорбившись над пакетом и сумкой, зажав вруке тридцать рублей.

— У вас какими купюрами? — прошелестел рядом старичок воблезлой кроликовой шапке. — У меня только пятьдесят, а водитель просит безсдачи…

Наталья показала ему «купюры».

— А вы мне не разменяете?

В сумке у Натальи были еще десятки, но лезть пришлось бы оченьдалеко. Она ни за что не полезла бы, но старичок был такой смирный ичистенький, морщинистая шея замотана трогательным клетчатым шарфом, кое-гдепротертым до дыр. Наталья поглядела на шарфик, вздохнула и открыла сумку.

— Давайте я пакеты подержу, голубушка, — переполошилсястаричок, — давайте!

Наталья передвинула к нему тяжеленный пакет, и старичок сготовностью за него ухватился. Наталья стала рыться в сумке, искать кошелек.Все время попадался телефон, а кошелек, зарытый для безопасности на самое дно,где-то затерялся.

— Вот какое вам беспокойство, — прошелестел рядом старичок,— вы уж извините меня, голубушка.

Голубушка кивнула. Шапка съезжала на нос, мешала, и жаркобыло, и хотелось, чтобы маршрутка уж побыстрее поехала и доехала до Натальиной остановки,а оттуда до дома рукой подать.

— Передавайте, передавайте, — надрывался водитель, — покавсе не передадут, не поедем!

Наталья нашла наконец кошелек, прижала раззявленную сумку кживоту и отсчитала пять бумажек. Старичок принят их и вручил ей свою. Обменсостоялся.

Наталья вытерла лоб, выдохнула, зарыла кошелек поглубже иулыбнулась старичку.

Сил у нее не осталось.

— Давайте мне ваши купюры, я передам, — предложил старичок,и Наталье вдруг показалось, что она где-то его видела.

Какой-то он был очень знакомый, свой, что ли, с егоклетчатым шарфиком, морщинистой шеей и кроличьей шапкой.

Может, в аптеку приходил?

— Что, вы, голубушка? — спросил старичок негромко. — Я вамнапомнил кого-то?

Наталья улыбнулась — она не ожидала такой наблюдательности.

— Не знаю, — сказала она и потянула у него пакет, —показалось, должно быть.

— Такое бывает, — согласился старичок. — Нет-нет, голубушка,я подержу, вам ведь так неудобно!

— Спасибо, не нужно, — поблагодарила Наталья, которая нелюбила никакой навязчивой любезности. Кроме того, она беспокоилась о своембатоне и о колбасе тоже — все это следовало беречь от чужих ног, а сбережет листаричок?..

— Нет, нет, голубушка, я не отдам, решительно не отдам, вамведь… далеко ехать?

— Далеко, — вздохнув, согласилась Наталья и покосилась напакет, надежно ли стоит. Пока все было в порядке. — До конечной. А вам?

— И мне далеко, — уклончиво ответил старичок.

Маршрутка дернулась так, что все повалились друг на друга —как видно, водитель получил свой оброк сполна, — потом вильнула, все повалилисьна другую сторону. Потом выровнялась и наддала.

Ну все. Финишная прямая.

— Что-то вы так печальны, голубушка, — вдруг тихо спросилстаричок, — или случилось, что?

Наталья глянула на него и стала смотреть в грязный пол.

Вот чего она еще не любила, так это задушевных разговоров сослучайными попутчиками, да еще в маршрутке!

— Вы не думайте, голубушка, я не из праздного любопытства,просто лицо у вас такое… грустное.

Наталья неожиданно разозлилась.

— А должно быть веселое? — осведомилась она грубо. — Я целыйдень на работе, маршрутку ждала сорок минут, я есть хочу, спать хочу и сижу на…приставном стуле. А у меня спина болит!

Зачем она только познакомилась с Ильей?!

Все было бы замечательно — сидела бы до конца дней своих сдругом Виктором и его трепетной мамашей, варила бы гороховый суп, вязала быноски и отдала бы ребенка в районный детский садик, где все такие же, как она.Где у каждой «мамочки» по своему Виктору, носкам и ребенку, а у ребенка сопли,а дома свекровь, и все озабочены проблемой «съема», желательно, чтобы недалекоот метро, и от детского сада недалеко, и от магазина недалеко.