Вернувшись домой, я позвонила Шону. Он меня поддерживал во время всех консультаций и подготовки к тесту, и теперь я испугалась, услышав в ответ тишину. Я поняла, что он тоже верил – результаты теста будут отрицательными, и теперь у него был не просто шок, он чувствовал себя ответственным за ситуацию. Пришлось мне самой его подбадривать.

– В знании – сила, Шон. Это хорошо, что теперь мы знаем…

Но у него была и другая причина для беспокойства, помимо меня.

– Значит ли это, что Кевин тоже мог унаследовать этот мутировавший ген?

– Думаю, вероятность пятьдесят на пятьдесят, – ответила я слегка раздраженно. Просто поверить не могла, что опять мой братец будет строить из себя жертву, а не помогать мне.

– Пожалуйста, не говори Кевину, – попросила я.

– Я должен, Тесс, – сказал Шон.

Ощущение было такое, словно перед моим носом закрыли еще одну дверь.

Мне было так плохо, что я решила пропустить занятие группы начинающих писателей. Но потом пришла из школы Хоуп и привезла обещанный синтезатор на тележке. Она тут же начала с ним экспериментировать. Я решила, что, если останусь дома, просто сойду с ума.

Группа начинающих писателей была частью образовательной курсовой программы для взрослых в местном колледже. Руководил группой преподаватель из университета, Лео. Свои довольно длинные волосы с проседью он убирал назад от лица и не брился, а носил модную трехдневную щетину. В группе нас было пятеро. Лиз вынашивала идею романтической комедии, где действие разворачивалось на круизном лайнере. Виолетта – пенсионерка, которую дети просили написать ее воспоминания о войне. Эшли – старшеклассница, увлеченная компьютерами, писала роман в стиле фэнтези, главных героев которого звали Снорк и Годрун.

Мы все были совершенно не похожи друг на друга, но хорошо ладили. И еще был Дерек – отставной полицейский, который считал себя выше всех нас, потому что уже издал за свой счет криминальный роман. Однажды вечером он поймал меня по пути к автобусу и сказал, что мы с ним родственные творческие души, предложив пойти с ним в индийский ресторан. Но я ответила, что это может повредить нашему творческому росту. Я, конечно, знала, что в полиции рано уходят на пенсию, но в свои пятьдесят он все равно был старше меня в два раза, ну и еще меня слегка напугали яркие описания убитых женщин в его романе.

Мы не только зачитывали то, что написали. Лео давал нам практические упражнения, например приносил старые фотографии и просил придумать, кто эти люди и чем они занимались. Это было похоже на то, как мы с мамой сочиняли истории про посетителей кафе. У профессионалов это называлось «предыстория героя».

На следующем занятии мы должны были рассказать три истории из жизни, две правдивые, а одну – выдуманную, и посмотреть, догадаются ли другие, какая история фальшивая. Так мы практиковались в повествовательном жанре.

Я поняла, что самое главное – выстроить сцену. Нет смысла рассказывать, что ты встретила Джорджа Клуни, – без нужных деталей тебе никто не поверит. Нужно рассказать, как ты шла по Лестер-сквер, увидела перед входом в кинотеатр толпу ожидавших появления звезд на красной дорожке и вдруг поняла, что в суматохе оказалась по другую сторону кордона. И тут подъезжает лимузин, останавливается рядом с тобой, и к нему подбегает толпа фотографов, тесня тебя, и ты уже никуда не можешь деться. Из машины выходит мужчина, поправляет галстук, потом застегивает и снова расстегивает пиджак, как обычно делают мужчины по телевизору, когда выходят на сцену. Это, наверное, нервное, не знаю, или они пытаются так разгладить складки на одежде. И он стоит так близко к тебе, что ты чувствуешь аромат его одеколона, он смотрит на тебя, словно говоря: «Ты меня не узнала, да? О, минуточку, а теперь узнала!» – и на его лице появляется довольная улыбка, после чего он уходит.

Они все поверили в эту историю.

Домой Лео нам тоже давал задания. Например, слово «жадность» или «зима» или любое другое, и мы должны были написать что-то о нем – описание, диалог, стихотворение, рассказ – что угодно. Самое главное было – выполнить задание.

– А что делают писатели? – спрашивал он, когда кто-то приходил с несделанным домашним заданием.

– Они пишут, – хором отвечали мы.

Мне нравилось учиться. Наверное, это была моя форма эскапизма. Когда я садилась за компьютер, для меня больше не существовало ничего, кроме этой страницы с текстом. Обычно я писала слишком много, и Лео мне советовал выкинуть словарь и писать проще. Хотя у самого был очень обширный словарный запас. На занятии он частенько вбрасывал словечки вроде «контекстуализировать» или «кафкианский». К тому же он был очень начитанным. Когда он восторгался какими-нибудь авторами, я всегда записывала имена и потом брала в библиотеке их книги. Набоков, Кундера, Грасс – для меня это было не занятие для начинающих писателей, а почти курс европейской литературы. И я думала: если эти авторы такие замечательные, то стоит ли мне вообще пытаться писать? Но Лео говорил, что мы ходим на занятия не для того, чтобы стать великими писателями, а чтобы научиться писать лучше.

– Пишите о том, что вы хорошо знаете, – говорил он нам.

– Кому захочется читать о супермаркете? – засомневалась я.

Так уж получилось, что в нашей группе я стала главной шутницей, и это было совершенно на меня не похоже. Можно быть кем угодно, когда тебя никто не знает, согласитесь? Быть собой или быть тем, кем всегда хотел стать.

– А кто захочет читать о жизни домохозяйки в маленьком городке? – спросил Лео.

– Но я не домохозяйка, – возразила я.

– Вы – нет, а вот Эмма Бовари – да.

Иногда он смотрел на меня с удивлением, и в этой улыбке не было ничего отеческого или покровительственного.

– Но я – не Флобер, – сказала я.

– Нет, – просто ответил Лео, и я тут же пожалела, что полезла на рожон.

Он умел заставить меня почувствовать себя умницей либо полной дурой, и это напряжение между нами меня пугало и восхищало. «Напряжение», кстати, тоже слово в его стиле.

После занятий мы обычно всей группой шли в паб, и Лео иногда присоединялся к нам. Тогда мы весь вечер восхищенно слушали его рассказы и цитаты. Больше всего в нем мне нравился его голос – мелодичный, с легким уэльским акцентом, как у Энтони Хопкинса. И голосом он владел удивительно, как актер, – и шепот, и громогласный вопль удавались ему одинаково хорошо.

Однажды он рассказал, что написал роман и издательство сделало к нему ужасную обложку, которую обсмеяли в прессе, и в итоге его книгу теперь невозможно найти ни в одном книжном магазине.

– Да, не зря говорят: кто сам не умеет, тот учит, – сказал Дерек, когда Лео отошел к барной стойке. Мы же все подумали, что это было ужасно грубо с его стороны.

Я заказала книгу Лео в библиотеке. Это была черная комедия под названием «Чисто теоретически» про университетского профессора; действие в ней происходило в восьмидесятые. Я ее сразу прочитала. Тон повествования мне чем-то напомнил манеру американского писателя Джона Апдайка. Когда я сказала об этом Лео, он весь засиял, так что я не стала его разочаровывать тем, что стиль Апдайка мне не очень нравится.