Она упомянула что-то о «Музыкальной лавке Мартина» – магазине, где более состоятельные родители нашей школы покупали детям музыкальные инструменты. Это был небольшой темный магазинчик в переулке центра города. Как раз напротив музыкальной лавки была мастерская по ремонту обуви, где мы меняли набойки. Мы часто проходили мимо магазина, но ни разу не заходили внутрь, потому что папа боялся, что Хоуп доберется до блокфлейты или маленькой скрипки, хотя, думаю, ей бы удалось извлечь из них гораздо более приятные звуки, чем большинству детей.

– Можно мы пойдем в «Музыкальную лавку Мартина»? – спросила Хоуп по дороге домой.

– Она сейчас уже закрыта.

– А можно пойти, когда она будет открыта?

– Можно, но только если ты пообещаешь больше не обижать других ребят.

Хоуп промолчала. И я задумалась: а может ли она вообще испытывать сожаление? Хотя я знала ее с рождения, мысли и чувства сестры оставались для меня загадкой.

– Помнишь, когда мы шли мимо магазина конфет, мальчишки кричали тебе, что ты – толстая? – спросила я ее. – Тебе же тогда было неприятно?

– Да, неприятно!

– То есть тебе было обидно?

Я приняла ее молчание за согласие.

– Так вот, Хоуп, когда ты на занятиях хора говоришь Эмили, что она неправильно поет, ей тоже обидно. Так что это не очень хорошо с твоей стороны, да?

– Но она действительно неправильно поет.

«Но ты действительно толстая», – хотелось сказать мне, но, конечно, такое ребенку говорить нельзя, я это понимала.

Той ночью я не могла уснуть и задремала только под утро. Мне снилось, что я открываю дверь в кабинет и мой врач Джейн стоит там с бутылкой шампанского в руках. Пробка с хлопком вылетает и летит прямо на меня. Я проснулась, вздрогнув, с чувством облегчения, которое тут же сменилось страхом.

Я посмотрела на будильник: еще четыре часа до подъема. Одевшись, я отправилась на прогулку по спящему городу. Я шла вдоль утеса, смотрела, как восходит солнце и окрашивает небо в розовый цвет. Красное небо с самого утра. И если до того момента я еще сомневалась, то теперь была полностью уверена.

Хоуп, конечно, ничего не знала о происходящем, а я, как обычно, надела с утра свою униформу, поэтому, когда на прощание перед выходом в школу я ее обняла крепче обычного, ей это не понравилось. Она теперь сама добиралась до школы, но я все равно не находила себе места до девяти утра, зная, что, если Хоуп вдруг не пришла в школу, примерно в это время мне уже позвонят.

Водитель автобуса сказал:

– Эй, смотри веселей, может, все еще и обойдется!

По-моему, это было не совсем вежливо, учитывая, что я попросила у него билет до больницы. Я принужденно улыбнулась в ответ и села на свободное место. Вот интересно, подумала я, а женщина позволила бы себе сказать такое незнакомому парню? И что вообще думают мужчины, говоря такую фразу? Ну, они говорят это, чтобы действительно тебя подбодрить, или это такой способ сказать «убери с глаз свою унылую рожу», не выглядев при этом хамом?

Когда я открыла дверь в кабинет врача, Джейн, не отрывая глаз от экрана компьютера, сказала:

– Входи, Тесс! Присаживайся, – предложила она, уже глядя на меня и улыбаясь. Но по глазам я видела – она в ужасе.

На мгновение я подумала, что мне не обязательно проходить через все это. Я могу сказать, что передумала и готова уйти без результатов. Я всегда говорила, что неведение – это худшее, что может быть, однако теперь мне вдруг показалось, что это не такой уж плохой вариант развития событий. Но дело в том, что в глубине души я уже знала. Знала.

– К сожалению, результаты теста положительные.

Я думала, что уже представила себе, какие чувства охватят меня при этих словах. Знаете, когда чего-то боишься, начинаешь себя готовить к худшему, на самом деле надеясь, что этой хитростью ты обманешь судьбу и худшего не случится. Но, как бы я ни готовилась, я оказалась не готова. Теперь я понимаю, почему перед тем, как сказать что-то страшное, человеку предлагают присесть. Мне показалось, что земля уходит у меня из-под ног и я проваливаюсь куда-то. Я бы упала, если бы не сидела. Джейн что-то говорила, я видела, как двигаются ее губы, но моя голова была словно в тумане. Я ничего не слышала.

Я много читала об этом. Перед нашим отъездом из Нью-Йорка Шон подарил мне ноутбук, чтобы я могла начать писать. Но как только я подключилась дома к интернету, я поняла, что передо мной словно открылись все библиотеки мира. И я начала читать. И не только о раке. Я знала, что если результаты теста на мутацию генов BRCA 1 или 2 положительные, то есть два сценария развития событий. Можно провести превентивную двустороннюю мастэктомию, затем удалить оба яичника, что приведет к раннему началу менопаузы. Или можно просто каждый год делать маммограмму и МРТ, чтобы вовремя выявить возможные новообразования и сразу их удалить.

У меня, по словам Джейн, присутствовала мутация гена BRCA 2, и она считала, что мне не нужна была операция. Хотя с каждым поколением возраст, в котором проявляется рак, становится немного моложе, они не хотели направлять меня на радикальную операцию по удалению молочных желез и яичников, поскольку мне всего двадцать пять лет и у меня еще не было детей.

– Но если вы говорите, что каждый год мне нужно проходить маммографию и МРТ, значит, шансы развития рака у меня есть? – возразила я.

– Очень маловероятно.

– По поводу теста вы тоже мне говорили, что положительные результаты очень маловероятны, насколько я помню.

Джейн заглянула в свои записи.

– Твоя бабушка умерла в возрасте пятидесяти одного года. Маме было сорок восемь. У тебя еще есть время.

– Но маме было сорок три, когда у нее впервые диагностировали рак. Так что в моем случае мы получаем возраст… сорок лет…

– Тесс, никакие подсчеты тут неуместны, – сказала Джейн. – Есть шанс, что у тебя вовсе не будет рака. Или он появится, когда тебе будет семьдесят.

– Но он может появиться и завтра!

Джейн вздохнула. Она не собиралась меня обманывать.

– Если я сделаю операцию, то риск развития рака у меня снизится до среднего по стране, да?

– Да.

– Но не до нуля?

– Нет, не до нуля, – вздохнула она. – Знаешь, Тесс, чтобы все это обдумать, нужно время… Не надо принимать серьезных решений прямо сейчас. Я только хочу, чтобы ты продолжала верить в то, что в знании – твоя сила.

Так мы с ней договорились на предыдущих консультациях. Я настолько обрадовалась, когда мне наконец-то дали направление на тест, что и забыла, что тест – только начало.

В знании – сила. Да уж. Я шла к автобусу и ощущала собственное бессилие. По какой-то невероятной биологической случайности гены объявили мне смертный приговор, а я ничего не могла с этим поделать.