Этван подошёл к влажному бортику и, поддёрнув брючины, присел на корточки. Обвёл взглядом собравшуюся компанию, улыбнулся недоброй, больше похожей на оскал, улыбкой.

– Господа, моё почтение…

– Здравствуй, южанин. Давай без политесов, не во Дворце. Зачем пришёл? Чего хочешь от нас?

Ну без политесов – так без политесов. Встав и придвинув чей-то шезлонг, Чир Этван небрежно расположился на нём, закинув ногу за ногу. Помолчал, выдерживая паузу.

– Я пришёл говорить. Пришёл мириться. Война не нужна мне и не нужна вам. Это вредно для бизнеса и опасно для шкуры.

– Мягко стелешь. Не так давно ты был одним из нас. Мы свели тебя с людьми, помогли освоиться в столице. И что получили взамен? Ты завязал на себя контакты во Дворце и Сенате, выйдя напрямую на Канцлера. А ещё скупил полгорода и стал диктовать нам условия. Ты залез на нашу поляну, а теперь говоришь, что не хочешь войны? Извини, мы тебе не верим.

– За вашу помощь было щедро заплачено, – усмехнувшись, погрозил пальчиком южанин. – Или вы забыли, сколько я отвалил за знакомства? А насчёт того, что перекупил ваших людей – так это рынок. Вы щемились и экономили, я – дал больше. Всё по-честному, разве нет? Но я не хочу ворошить прошлое и бередить раны. Я пришёл с миром. И с хорошим предложением.

– Ты говоришь про закон о снижении налогов, что внесла "Основа"? Это хорошо, но этого мало. Это не покроет наших, связанных с твоей бурной деятельностью, убытков.

– Я говорю не об этом. Я говорю о дармовой рабочей силе, которую вы можете через меня получить. Все – можете! Я говорю о беспризорниках, которых можно поставить к станкам и загнать работать на фермы. С разрешения Канцлера, разумеется. Оно, кстати, уже получено.

– Зачем тебе мы? Зачем делиться? Мы не верим в такую щедрость и в твоё благородство – тоже. Ты обманешь нас, как обманывал до этого. Как обманывал всегда!

– Не в этот раз. Признаюсь, я хотел бы получить всё, но жадность, как известно, до добра не доводит. Жадность доводит до крови и до войны. В которой проиграем мы все, потому что Канцлер будет вынужден вмешаться. Это во-первых. А во-вторых, такой кусок мне в одиночку не прожевать. Такой кусок мы можем прожевать только вместе.

– Красиво излагаешь, но верится всё равно с трудом. Что конкретно ты хочешь предложить? В чём твой интерес?

– Если вкратце, предлагаю следующее. Я беру на себя организацию сети приютов. Назовём её… ну, скажем, "Братство спасения". Не надо морщиться, народу понравится. Ещё я беру на себя организацию облав по Радану вообще и Такрану – в частности. В обход полиции, чтобы не оставлять бумажных следов.

Воротилы заинтересованно переглянулись. Кивнули:

– Продолжай.

– После отлова гопоту отсортируют. Отбросов – в распыл или обратно на улицу, их судьба меня не интересует. Тех, кто поспокойнее – на плантацию или к станку. Из них обязуюсь поставлять вам рабочих по квотам, договоримся. Теперь насчёт моего интереса. Самых способных буду забирать себе, на производство. Ещё – в "потёмкинские деревни", для прессы. Очень, знаете ли, хорошо для создания имиджа.

– В политику метишь?

– Это моё дело. Вам тоже никто не мешает.

– Это правда. Но вряд ли ты принесёшь нам всё на блюдечке. Что тебе от нас нужно?

– Три вещи. Инвестиция в сумме…

– Дороговато, но на такое дело найдём. Дальше.

– Во-вторых – информационная и политическая поддержка. Побольше положительных репортажей и статей о деятельности приютов и моей лично, включая освещения наших с вами встреч и тёплых, дружеских рукопожатий. Со своей стороны в долгу не останусь, новости о том, как вы выписываете путёвки в жизнь бывшим беспризорникам, будут нестись из каждого утюга. Ну и людей своих в Сенате и Дворце проинструктируйте, чтобы носы в мои дела не совали.

– Разумно. Только зачем нам встречаться? К чему эта работа на публику?

– Чтобы успокоить Канцлера, которому не нравится наше противостояние. Ещё чтобы избежать неприятных сюрпризов, в виде раскручиваемых прессой скандалов. Мне нужно, чтобы мы выступали единым фронтом. А не дрались, как стая дворняг.

– Повязать хочешь? Чтобы никто чистеньким да в стороне не остался?

– Хочу. А вы бы не хотели?

– Хотели бы. Продолжай.

– Последнее условие – с рабсилой не беспределить. Пронюхают журналисты – Канцлер всем сделает бо-бо. Поэтому забирать их с улиц буду без бумажной волокиты, а вам передавать официально и под расписку. Чтобы, если что – ко мне вопросов не было. И кстати, обязуюсь протащить закон о субсидиях на каждого такого работника. Дабы подсластить бюрократическую пилюлю.

Погрустнели воротилы, зашептались. Надеялись, гады, на неоформленных, безответных рабов. Нет уж, хренушки.

– Хорошо, мы согласны. Но твои условия влекут за собой дополнительные расходы, которые мы вычтем из запрошенной суммы инвестиций. Разумеется, при условии, что это не повлияет на квоты.

Да чёрт с ними, с инвестициями. У него достаточно средств, чтобы провернуть всё в одиночку, но это будет подозрительно. Деньги сходки нужны в первую очередь как прикрытие. И как гарантия от возможных проблем и конфликтов, обязательно возникающих среди капиталистов.

Южанин крякнул, забарабанив пальцами по колену. Прикинул что-то в уме, кивнул:

– Чёрт с вами, я оплачу разницу из своего кармана. Можете считать это компенсацией за понесённые ранее неудобства. Так что, забудем старые обиды и по рукам?

– По рукам. И в следующий раз постарайся не отбиваться от коллектива.

***

– Шухер, пацаны!

Подлетев с грязных картонок, "пацаны" испуганно вслушиваются в темноту. Дальнюю дверь кто-то ломает. И правда – шухер!

Кидаются к выходу из подвала. Не к тому, от которого доносятся приглушённые голоса и скрежет, а к другому. Выходящему на неприметную, узкую улочку.

Бежит шпана, сверкая босыми пятками. Страх потихоньку уходит, уступая место веселью. Ничего, не первая это облава и не последняя. А полицаи – да что с них взять? Вскроют не спеша дверь, увидят, что пусто, напишут в рапорте – да к жинкам под бочок и разъедутся. Оно им надо, с уличными возиться?

Вот и заветный выход. Осталось вышибить подпорку и рвануть врассыпную в тёплую такранскую ночь. Дальше – как повезёт, там уж каждый сам за себя.

Из распахнувшейся с лязгом двери вылетают чумазые пацаны и девчонки. Вот она, свобода. Что, съели?!

– Стоять! – раздаётся внезапно чей-то голос.

Бьёт в лицо, ослепляя, мощный свет фонарей. Назад, в спасительную темноту подвала! Развернувшись, беспризорники бросаются внутрь. Но там их ждёт новый подвох в лице неожиданно резво вскрывших дверь и идущих по пятам полицаев.

– Куда!

Нащупывают, подсвечивают фонарями