Ну, была не была! Через минуту Заваруев сидел на полу, а обеего руки двумя парами наручников были прикованы к двум ножкам тяжелого дубовогостола. Я нагнулся, чтобы связать ему ноги, и почувствовал головокружение.Возраст, Стасов, сказал я себе, никуда не денешься, возраст, бессонные ночидаром уже не проходят. Куришь много, отдыхаешь мало, и вот результат. Каксказал мне пожилой хирург, к которому я пришел с очередной «привычной» травмойи стал жаловаться, что раньше боли проходили за две недели, а теперь болит ужетри месяца: «Что ж вы удивляетесь, голубчик? Материальчик-то старенький уже».

– Ну, давай разговаривать, Костя. Так зачем ты сюда приехал?

– Я же объяснял вам: брат попросил. Вы что, психи? Что высобираетесь делать? Отпустите меня!

– Ладно, подумай над ответом три минуты. Через три минутыспрошу опять.

Я вышел из кухни и заглянул в комнату. Литвак по-прежнемухрапел, отвернувшись к стене, а Катя и Руслан допивали ликер из большойкрасивой бутылки и вполголоса пели какой-то старинный романс. Сейчас они былиеще пьянее, и оставалось только удивляться, почему они еще шевелятся. По моимпонятиям, они давно уже должны были спать мертвым сном.

Усевшись на крылечке, я закурил, задумчиво разглядываястоявшую на другом конце полянки машину Заваруева. Чего-то я недоучел, что-топроглядел, недодумал… Пути назад нет, надо выбивать из Заваруева информациюстарым испытанным способом и надеяться только на то, что он что-нибудь скажет.Если скажет, тогда можно будет спасти положение, заткнуть ему рот и сделатьтак, что Юрцев не тронет оставшихся в городе Лисицына и Яковчика. А если нескажет? Если нам не в чем будет его обвинить? Тогда Юрцев расправится с ними,как только мы с Мазаевым уберемся отсюда. Я втянул Сергея и Пашу в эту грязнуюисторию, и теперь я несу ответственность за них. А получается, что я их подставил…

От сигареты во рту появился противный металлический привкус,как всегда бывает, когда заболеваешь гриппом и поднимается температура. Ну вот,не хватало еще мне заболеть!

Я потушил недокуренную сигарету о каменное крыльцо, швырнулокурок в кусты и вернулся в кухню. После свежего лесного воздуха духота исладкий парфюмерный запах вызвали у меня приступ тошноты. На столе между чашеклежали мелочи, предусмотрительно вынутые из карманов Заваруева. Ничего такого,чем можно убить человека или хотя бы нанести повреждение. Ни ножа, ни пакетикас ядом.

– Ну что, подумал над домашним заданием? Спрашиваю еще раз:зачем ты сюда приехал? Зачем Юрцев тебя вызвал?

Как и ожидалось, ничего нового мы не услышали. Разговорзастрял на мертвой точке. О чем бы я ни спросил Заваруева, он даст ответ,который я не смогу опровергнуть, а раскручивать его можно было, только поймавна лжи. Вся беда в том, что его нельзя бить. Даже если он не выдержит и что-торасскажет, следы побоев не укроются от его старшего брата Юрцева. Раз били –значит, проговорился. Значит, мы теперь что-то знаем. Значит, мы опасны. Задачапередо мной стояла примитивно простая: развязать Заваруеву язык так, чтобы обэтом никто не узнал. Сам он, надо думать, трепаться не будет. Чем же егозацепить?

Внезапно Паша Яковчик с грохотом отодвинул стоявшую на егопути табуретку и выскочил из дома. Снаружи до нас донеслись характерные звуки –его рвало. Я схватил заварочный чайник, снял крышечку и принюхался. Нет, ничемне пахнет. Из чашек тоже не было никакого постороннего запаха. И вкус чая небыл странным… Неужели все-таки Заваруев бросил в чай какую-то гадость? Но еслибросил, то только в чашки, а не в заварку, ведь он тоже пил этот чай на нашихглазах.

Я выбежал на крыльцо. Паша сидел на траве белый как снег иглубоко дышал.

– Что, Паша? Болит где-нибудь? Режет? Колет? Может, у тебяязва? Гастрит? – судорожно спрашивал я, всматриваясь в его покрытоеиспариной лицо.

Он отрицательно покачал головой.

– Нет, ничего такого не было никогда, – ответил он едваслышно. – Голова кружится…

– Ты приляг, – посоветовал я и рванул обратно.

Кажется, я все понял. Этот запах духов… Дурак я, надо былораньше сообразить. Хорошо, что вовремя спохватился.

На кухне я перешагнул через лежавшего на полу Заваруева иприник ухом к газовому баллону, на котором большими красными буквами быловыведено «Пропан». Так и есть, с едва слышным шипением из баллона выходил газ.

Теперь картинка выстроилась. Уж как Заваруев разлил Катины духи,я не знаю, приемов существовало множество, и какой из них он использовал,сейчас уже было не важно. Собрал лужицу тряпкой и бросил на кухне. Запахсильный и стойкий, он перешибет все, в том числе и запах газа. Окна открыватьнельзя, комары налетят. Литвак уже отрубился, скоро и двое других заснут. Апотом – одно из двух. Или они надышатся пропаном так, что уже не проснутся, илипроснутся и кто-нибудь из них щелкнет зажигалкой, чтобы прикурить. И все. Какпросто… Поэтому Заваруев и не хотел идти в дом, отравиться боялся.

Концентрация газа в кухне была выше, чем в комнате, поэтомуКатя и Руслан еще ничего не чувствовали. Если они и испытывали легкую дурноту,то ведь столько выпито, что и не удивительно. А Паша среагировал первым, видно,организм послабее, или индивидуальная непереносимость.

Мы с Сергеем и Юрой Мазаевым кинулись выволакивать всюкинематографическую элиту на воздух. Труднее всего пришлось с Литваком, егоникак было не добудиться. В конце концов мы с Мазаевым взяли его за ноги-руки ивынесли из домика, аккуратно сложив на травку подальше от дома. Молодые вышлисами, во всю мощь горланя жестокий романс про белую и алую розы, одна изкоторых была как попытка несмелая, а другая, надо думать, алая, была как мечтанебывалая.

…И обе манили и звали,

И обе увяли…

Сладкоголосые певцы глотнули кислорода и сами увялимгновенно, едва опустившись на заботливо разложенное на земле одеяло.

Пашу Яковчика уложили на заднее сиденье в машине Лисицына,сам Сергей сел за руль, Юра Мазаев рядом с ним.

– Ты хорошо подумал, Слава? – уже в третий, кажется,раз спросил Мазаев. – Давай я все-таки останусь.

– Нет, – твердо ответил я. – Я должен быть один,иначе ничего не получится.

Машина скрылась за деревьями, а я вернулся в дом и плотнопритворил за собой входную дверь. Заваруев смотрел на меня с ужасом, как насбежавшего из клиники сумасшедшего.

– Значит, так, Костя, – медленно сказал я, усаживаясьна табуретку рядом с ним. – Все уехали. Мы с тобой остались одни. Газидет. Следишь за моей мыслью?

Он затравленно кивнул.

– Если ты мне сейчас быстренько все расскажешь, я тебяосвобожу, и ты пойдешь дышать свежим воздухом в полное свое удовольствие. Еслиты будешь тянуть и мямлить, я потеряю сознание, и тогда тебя уже никто отсюдане выпустит. Ты будешь нюхать сладостный запах пропана до тех пор, пока несдохнешь здесь вместе со мной. Усвоил?