Франциск был сыном своей эпохи, возлюбленным Госпожи Бедности, но он принадлежит всем христианским столетиям. «На несколько лет, – писал Герберт Уоркмен, – Нагорная проповедь воплотилась в жизнь. Но мечта ушла». Она осталась лишь немногим.

За следующие сто лет францисканцы разделились на конвентуалов, которые позволяли Церкви обладать имуществом, предназначенным для пользования в ордене, и спиритуалов, утверждавших, что неотъемлемым знаком истинной Церкви была совершенная нищета.

Так Госпожа Бедность по-прежнему бросала вызов Церкви богатства и власти. Но, как и мечта Иннокентия III о мировом господстве, она просто не могла воплотиться во всей Церкви на все времена.

Рекомендации к дальнейшему прочтению

Baldwin, Marshall W. The Medieval Church. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1953.

Gobry, Ivan. St. Francis Assisi. San Francisco: Ignatius, 2006.

Lambert, Malcolm. Medieval Heresy. New York: Holmes & Meier, 1976.

Runciman, Steven. The Medieval Manichee. London: Cambridge University Press, 1955.

Thompson, Augustine. Francis of Assisi: A New Biography. New York: Cornell University Press, 2012.

Turberville, A. S. Medieval Heresy and the Inquisition. London: Archon, 1964.

Westin, Gunnar. The Free Church through the Ages. Nashville: Broadman, 1958.

Workman, Herbert B. The Evolution of the Monastic Ideal. Boston: Beacon Press, 1962.

Казалось, XIV век взошел над Европой на триумфальной ноте. 22 февраля 1300 года папа Бонифаций VIII, желая торжественно отпраздновать новое столетие от Рождества Христова, объявил юбилей – святой год. То было первое событие подобного рода. Официальная декреталия провозглашала «абсолютное и изобильное прощение всех грехов» тем, кто в течение всего святого года с почтением придет в церкви Святого Петра и Святого Павла. Радостные толпы хлынули в Вечный город.

Почти семь столетий спустя – не хватило лишь четверти века – папа Павел VI повторил слова Бонифация, провозгласив священный год – 1975-й. Павел объявил о «даровании полного отпущения грехов». И, как и в первый священный год, Рим распахнул объятия великому множеству пришедших.

Бонифаций VIII (1294–1303), основатель традиции «священных годов», тяготел к роскоши и церемониалу. Не раз он появлялся перед паломниками в имперском облачении и восклицал: «Я – цезарь! Я – император!» Согласно отчетам, в его папской короне было сорок восемь рубинов, семьдесят два сапфира, сорок пять изумрудов и шестьдесят шесть больших жемчужин. Так почему бы не расщедриться на прощение для духовных странников? Он мог себе это позволить! В церкви Святого Павла, согласно одному хроникеру, от изобилия торжествующих двое священников днем и ночью были заняты, «сгребая граблями в кучу бесконечные горы денег».

Грядущие десятилетия казались Бонифацию безоблачными: два столетия папство пребывало на неоспоримой вершине славы – и религиозной, и политической. У папы был блестящий пример – Иннокентий III, искусно склонявший императоров и королей к своей воле. Естественно, Бонифаций предположил, что и он может продолжить то же самое.

Впрочем, спустя три года после юбилея Бонифацию было суждено умереть, испытав шок от величайшего личного оскорбления, когда-либо нанесенного папе. Даже в то самое время, когда празднующие ликовали на юбилее, силы, ознаменовавшие конец суверенитета средневекового папства, уже пришли в действие.

Но как могло произойти нечто подобное? Почему люди и народы выступили против всемирной власти пап?

Перемены в сонном царстве

Иисус однажды поведал притчу о сеятеле (Мк 4:26–29). Днем и ночью, спал ли сеятель, или бодрствовал, семя пускало ростки и возрастало. Временами сеятель и не знал, как прорастает зерно. Почва просто рождала стебель, потом колос, а в колосе вызревало зерно. Именно на это, сказал Иисус, и походит Царствие Божье.

В Церкви и в мире часто происходят значительные перемены, а люди совершенно о том и не ведают. XIV век был именно таким. Папство продолжало жить по принципу «все как всегда», а важные идеи и общественные силы уже меняли облик христианства. Период с 1300 по 1500 год мы называем эпохой «упадка Средневековья»: поскольку в это время на идею «христианского мира», объединившую тысячелетие с IV по XIV век, велась решительная атака.

«Христианский мир» появился благодаря гармонии двух идей: христианской империи и Католической Церкви. Образ христианской империи, столь благотворный в создании единой Европы в VII–VIII веках, постепенно терял свою важность в XII–XIII столетиях, по мере того как распространялось влияние папства. Иннокентий III показал, что папский суверенитет намного действеннее мог созвать князей в крестовый поход или защитить Церковь от еретиков.

Значение XIV–XV столетий – не только в дальнейшем упадке империи, но и в радикальной потере папского авторитета.

В XIV веке еще слишком рано было говорить о нациях в современном смысле слова. Но люди привыкали к идее о том, что они – англичане или французы, когда мысли их простирались за пределы их родного города или религии. И, возможно, еще важнее было то, что они смогли представить свое «государство» без прямого управления пап. Иными словами, они начали думать о светских и духовных делах, о сфере, отведенной государству, – и о сфере, отведенной Церкви. И этот новый взгляд на мир ярче всего проявился в вихре событий вокруг пап.

Европа медленно отходила от феодального прошлого. Земля была уже не столь важна. Возникло новое – звонкая монета. Средневековые иерархи понимали: им придется повелевать источниками доходов, которые все возрастали. Это требовало большей власти для сбора налогов. И Церковь вступила в борьбу с дерзкими национальными монархиями Англии и Франции, что и вызвало бурю в XIV веке.

В Англии правил Эдуард I, во Франции – Филипп Красивый. Оба они, сильные, самоуверенные, враждовали друг с другом за французские земли, все еще бывшие под английским владычеством. Чтобы изыскать финансы на свои дорогостоящие кампании, Эдуард и Филипп пришли к одному и тому же решению: обложить налогом духовенство в своих владениях. Вот только с точки зрения римских пап доходы Церкви были свободны от принудительной оценки – и облагались только церковным налогом.

В 1296 году Бонифаций VIII издал буллу Clericis laicos – документ, угрожавший отлучением любому мирскому правителю, облагавшему налогами духовенство, и любому служителю Церкви, который платил этот налог без папского согласия. Но Эдуард и Филипп были из новой породы светских монархов, и угрозы из Рима их не впечатляли. Эдуард в ответ издал указ, где говорилось: если церковники не будут платить, их поставят вне закона, и все их немалое достояние заберут королевские шерифы. А Филипп наложил полное эмбарго на экспорт золота, серебра и драгоценностей из своих земель – и тем лишил папскую сокровищницу кругленькой суммы c церковных сборов во Франции.