— Сержант Каас, — удостоив коротким взглядом уже знакомого Тиму сержанта, произнёс он, — рядовой Вирон временно поступает в ваше распоряжение, введите бойца в состав отделения, поставьте на обеспечение и довольствие.

— Слушаюсь, господин капитан.

— Всё ясно? — посмотрел офицер на Тима.

— Ясно, — после лёгкой запинки ответил он.

— Не понял.

К бесцеремонному обращению привык ещё на болотах. В рядах пехоты в плане свободы выбора положение не сильно изменилось, но там из бесправного существа Тим стал равным, со всеми правами и обязанностями. Тон и взгляд офицера очень напомнили управляющего с болотных угодий.

Собственной реакции удивился сам. Внутри вспыхнуло такое бешенство, под влиянием которого ещё несколько лет назад, не задумываясь, бросился бы на обидчика с кулаками. Благо держать себя в руках жизнь научила. Также порой жестоко и болезненно научила не принимать скоропалительных решений, а по возможности взвесить все за и против. Потребовались мгновения, чтобы понять: сейчас единственный способ получить хоть мизерный шанс на выживание — это без препирательств вступить в ряды союзника.

— Так точно, — отчеканил Тим, понимая, какого ответа ждёт офицер.

Коротко кивнув, тот отвернулся, вновь облокотившись о спинку кресла пилота.

— Вот видишь, — миролюбиво подтолкнув его локтем в бок, заговорил сосед-здоровяк, — теперь ты с нами, а то расхныкался: грабят его здесь, грабят.

Говоря, сосед протянул руку и выдернул подсумки с флягами, которые Тим совсем недавно у него забрал.

— Кому? — поднял он их над головой, предварительно сняв одну и пристегнув себе на бок.

Повторять не пришлось, фляги ушли, как до этого всё остальное.

— Хороший ты, Вирон, парень, — осклабился сосед, — будь вы все такие, цены бы вам не было. У тебя, случаем, ничего интересного не осталось?

— Не осталось.

Тим больше не ерепенился, он безропотно отдал всю лишнюю снарягу, разумно рассудив, что ему она будет мешать. Он и так набил подвесную систему пайками, аптечками и всем, что не имело встроенной электроники.

— Да ладно тебе, поделись, — так же миролюбиво заявил сосед и, протянув руку, попытался бесцеремонно отстегнуть один из подвешенных на груди подсумков.

Тим ударом отпихнул его руку.

— Ого, — приподнялись брови соседа, — не жадничай, мне много не надо.

Рука опять потянулась к подвесной системе Тима. За своё решил драться смертным боем. Он понимал, что внизу придётся тяжко, а держаться при припасах лучше, чем в носках, как обещал этот самый здоровяк, что пытается его нагло грабить.

Для вида, якобы стремясь прикрыть пристёгнутое к груди снаряжение, завел влево правую руку. На деле ждал, когда сосед в попытке отстегнуть подсумок наклонится ниже, чтобы ударить локтем. Целил в нос, бить решил сильно, надеясь выключить здоровяка с первого удара.

Страшно, а зная, кто кругом, страшно вдвойне. Дыхание спёрло, сердце молотит, руки дрожат, но решение принято, и Тим ждал тот самый момент. Шаря пальцами, ища защёлку подсумка, сосед всё ближе клонился к Тиму. Превратившись в взведённую пружину, Тим краем глаза следил за приближением мясистого, с прыщом на самом кончике носа.

— Вошли в атмосферу, — крикнул пилот.

Окрик как гром среди ясного неба. Вздрогнул и тут же на автомате что было сил ударил. Показалось, расслышал хруст. Издав булькающий звук, сосед откинулся на спинку, а Тим, сжав кулаки, приготовился отбиваться от сослуживцев здоровяка. Не пришлось — десантный катер резко бросило влево, затем ещё более сильно вправо.

— По нам огонь, — наполнил отсек визгливый голос пилота.

Катер завалился на левый борт, двигатели взвыли. К креслу придавило с такой силой, что потемнело в глазах. Давило всё сильней, вдохнуть уже не получалось, казалось, ещё чуть-чуть, и собственный вес размажет по креслу.

Заквакал тревожный, явно предупреждающий сигнал, и пилот вывел машину из виража. Тьма в глазах отпустила, с трудом удалось затолкнуть в лёгкие немного кислорода, но его тут же вышибло на новом вираже. В глазах опять начало темнеть, но тут, громко вскрикнув, пилот отдал штурвал, и катер ухнул вниз.

Из кресла не вылетел благодаря ремням. Голова дёрнулась, взгляд упал на выскальзывающего из кресла соседа. Не успев осмыслить своих действий, Тим вцепился в него обеими руками и притянул обратно к креслу. Концы расстегнутой ременной системы бились о поручни. За считанные мгновения Тим поймал, пристегнул их друг к другу и затянув, пригвоздил соседа к креслу. Отметил, как безвольно мотнулась голова, а из носа плеснуло красным.

В следующий миг на Тима с соседом сверху кто-то упал. Оказалось, все, кто сидел в проходе и не успел схватиться хоть за что-то, в момент отработки движками вниз подлетели под потолок, а сейчас сыпались вниз. Случилось всё настолько быстро, что сгруппироваться и хоть как-то смягчить удар никто не успел.

Краем глаза зацепил разбитое о ложемент кресла лицо офицера. В мутных глазах растерянность, одной рукой он схватился за подголовник, вторую прижал к рассечённому лбу.

В отсеке стоны и крики. Тим огляделся. Взгляд падал на кавардак из смешения человеческих тел, оружия и амуниции. Всё это обильно приправлено кровью, стонами и безудержной бранью.

За руку кто-то дёрнул. Повернув голову, встретился с затуманенным болью взором сержанта, под чьё начало Тима отдали буквально минуты назад. Смертельно бледный, с уголка рта к подбородку тянется кровавая дорожка. Сержант что-то шептал, но Тим сквозь стоны и шум его не слышал, пришлось наклониться.

— Спина, — едва слышно шептал он, — аптечка, помоги.

Тим начал лихорадочно хлопать себя по груди, пытаясь сообразить, куда пристегнул запасную аптечку, а по отсеку покатился громкий, полный злых ноток крик пилота.

Катер, от чего-то уходя, завалился на правый борт, но манёвр не спас. Услышал барабанную дробь, будто по листу железа с короткими интервалами били чем-то тяжёлым. Левый борт прошило одновременно в нескольких местах и взорвалось в отсеке. Глаз уловил серию вспышек, брызнувшие во всех направлениях искры и дикий, полный боли рёв десятков глоток заставил вжаться в кресло.

Стоны, проклятия, предсмертные всхлипы и свист ветра забили уши, в салоне воняло чем-то настолько мерзким, что слипались глаза.

Взгляд Тима, скользивший по перекошенным лицам, остановился на офицере. Тот, словно в замедленной съёмке, опускался на колени. Одна рука свисает вдоль туловища, вторая мёртвой хваткой вцепилась в ложемент кресла. Из рваных, величиной с кулак дыр в костюме курится дымок, вместо головы месиво. Белоснежные осколки разбитого черепа, отдающие красным в свете мигавшей консоли, казались чем-то неестественным.

Бессмысленно пялясь на размозжённую голову, Тим поплыл. Его больше не трогали крики и стоны, мольбы о помощи и разорванные люди. Разум отрешился от происходящего, и лишь глаза безразлично смотрели на страшное месиво.