камеры и, строго глядя на Биргит, поманил её выйти.

Биргит впервые за несколько месяцев покинула камеру. Её сердце колотилось, ноги дрожали. Освобождение ошеломляло, но вместе с тем наполняло страхом. Куда её вел охранник?

Как оказалось, недалеко. Пройдя пару коридоров, они оказались как будто в другом мире. В комнате, где они очутились, был ковёр, покрытый замысловатыми турецкими узорами в синих и красных тонах, стол из полированного дерева, несколько мягких кресел. Биргит едва не ахнула. Она так долго обходилась без всей этой роскоши, что почти забыла о её существовании.

– Прошу вас, садитесь. – Охранник ушёл, закрыл за собой дверь, и мужчина, ожидавший в комнате, в одном из кресел, улыбнулся Биргит с искренним, как ей показалось, дружелюбием. Растерянная и испуганная, Биргит с подозрением смотрела на мужчину, на воротнике которого блестел значок с изображением «мёртвой головы». Но его лицо казалось умным и добрым, карие глаза за очками лучились добротой и мягкой иронией. Он закинул ногу на ногу, положил руки на колено и переплёл пальцы.

– Вы, наверное, хотите пить, – предположил он. – Я распорядился, чтобы вам принесли чаю.

Чаю? Биргит молча таращилась на него. Это явно была какая-то уловка.

– Прошу вас, – мужчина указал на кресло напротив, – садитесь.

Медленно, не зная, есть ли у неё выбор, Биргит подошла к креслу и осторожно села. Обивка, ощущаясь сквозь грубую ткань бесформенной робы, казалась неправдоподобно мягкой. Офицер улыбнулся.

– Я оберлейтенант Вольф, – представился он, и Биргит лихорадочно кивнула. – А вы Биргит Эдер.

Она вновь кивнула. Вернулся охранник с чаем на подносе, который довольно неловко поставил на столик между ними.

– Я вам налью, – сказал оберлейтенант Вольф, и Биргит ощутила внезапное нелепое желание расхохотаться.

– Не понимаю, почему вы так ко мне добры, – хрипло пробормотала она, глядя, как он разливает ароматный дымящийся чай. Оберлейтенант посмотрел на неё, приподняв брови.

– Потому что хочу вам помочь.

– Помочь мне? – У неё вырвался едкий смешок. – Вот уже три месяца меня держат в бетонной камере, оберлейтенант. Как именно вы хотите мне помочь?

– Если вы расскажете мне всё, что вам известно, всё пойдёт на лад. Я лично займусь этим вопросом.

– Ах да, конечно. – Биргит кивнула, скрестила руки. По крайней мере, он не угрожает мне пытками, подумала она. Пока. – Так что конкретно вы хотите узнать?

– Почему вы решили отправиться так далеко от Зальцбурга? – Его голос был приятным, выражение лица почти ласковым. Как ни странно, он напомнил ей отца – этим добрым, чуть насмешливым взглядом, наклоном головы, мягкостью. Горло Биргит сжалось.

– Хотели навестить тётю в Ладисе. Это маленькая деревня. Знаете такую?

– Увы, с вашими тётей и дядей уже поговорили, – сказал оберлейтенант Вольф. – Они сообщили, что вы приехали неожиданно.

Биргит молчала. Она понимала, что не стоит винить родственников, которых она почти не знает, за их желание спасти в первую очередь себя. Её потрясла дотошность, с которой работали гестаповцы. Не потому ли они продержали её здесь столько времени, чтобы собрать улики против неё? Возможно, этот оберлейтенант разговаривал и с её родителями, живущими всего в нескольких кварталах отсюда. Конечно, он должен был с ними разговаривать.

– Я знаю, что вы пытались отправить еврея в Швейцарию, – терпеливо продолжал он. – Зачем же вы мне лжёте?

– Если вы уже знаете, зачем спрашиваете?

– Скольким ещё вы помогли бежать?

– Больше никому, – ответила Биргит, – он был единственным. – Ей оставалось только надеяться, что он не знает о других её занятиях. Если он узнает, её неминуемо приговорят к смертной казни.

– А где вы взяли машину?

– У моего жениха, – выпалила Биргит. Она не могла выдать Ингрид. – Вернера Хааса. Он служит в Первой горнострелковой дивизии, которой командует сам фюрер. Он разрешил мне взять машину, чтобы поехать к тёте, но ни о чём другом, конечно, не знал. Он предан фюреру. – Она наконец посмотрела оберлейтенанту в глаза, не дрогнув, выдержала его взгляд, но что-то в нём её испугало. Почему она вообще решила упомянуть Вернера?

– Ах да, гауптман Хаас. – Его губы изогнулись в попытке изобразить сочувствие, а может быть, пародию на него. Да, он казался добрым, но Биргит понимала, что доверять ему не стоит. К чаю она не притронулась.

– Что вы имеете в виду? – Откуда он мог знать о Вернере? Хотя… чему она удивилась? Эти люди знали всё.

Вольф тяжело вздохнул, будто вопрос – или ответ – его смутили или даже опечалили. Биргит бессознательно скопировала его позу – положила ногу на ногу, переплела пальцы рук. – Гауптман Хаас был арестован несколько месяцев назад.

– Что? – она ахнула. – Почему?

– За подозрительную деятельность, направленную против рейха. Он отказался выполнять приказ, – Вольф посмотрел ей в глаза, и Биргит поняла, что ему известно гораздо больше, чем он ей скажет. Что сделал Вернер? Отказался убивать русских? Она была бы счастлива, если это оказалось бы так, но…он был арестован.

– Это он, – добавил Вольф, чуть наклонив голову и глядя Биргит в лицо, – рассказал нам о сестре Кунигунде. Должен признать, что неохотно. Увы, это заняло много времени.

Биргит смотрела на него. Эти слова, сказанные таким приятным голосом, никак не доходили до её затуманенного разума. Она опустила голову, чтобы он не видел, какими чувствами наполнен её взгляд, и постаралась сосредоточиться на том, чтобы глубоко вдыхать и выдыхать.

– Вы его убили? – пробормотала она наконец, когда смогла снова заставить себя говорить.

– Его отправили в лагерь. Как и вашего еврея. – По его лицу вновь промелькнула тень сочувствия, и Биргит заметила это краем глаза. – Я подумал, вы захотите узнать.

Биргит с трудом подняла голову.

– Да. Спасибо, – пробормотала она, хотя ей по-настоящему хотелось лишь одного – наброситься на него и бить, бить, пока он не будет лежать без чувств, окровавленный, как лежал Вернер… но нет. Она не могла позволить себе об этом думать. Только не теперь, когда ей нужно было держать чувства под контролем.

– А моя семья? – спросила она, раз уж он, судя по всему, был не прочь делиться новостями.

– А что ваша семья?

– Вы с ними говорили?

– Да. – Он поменял ноги местами, отхлебнул глоток чая. – Ваш отец совершенно неадекватен.

– Его забрали гестаповцы безо всякой причины, и с тех пор он изменился до неузнаваемости, – резко ответила Биргит. – Но, наверное, это вы тоже знаете.

Оберлейтенант Вольф склонил голову набок в знак согласия.

– Ваши сестра и мать ничего интересного нам не рассказали. – Он широко развёл руками. – Мы не глупые люди, фройляйн. Мы никого не арестовываем без причин. Мы не хотим наказывать и даже беспокоить невинных людей, которые как могут стараются служить рейху.

Биргит