Биргит недоверчиво посмотрела на неё и ничего не ответила.

– Я серьёзно, – продолжала Лотта. – Это ужасно, что они делают, что они сделали. Это неправильно и несправедливо. Я ни в коей мере этого не отрицаю. Но Бог здесь, Биргит. Он здесь, с нами. – Она подняла голову, обвела глазами женщин, которые так и слонялись вокруг. Одни пили, другие просто сидели на траве и ошарашенно смотрели перед собой на слонявшихся вокруг охранников. – Мы можем совершить здесь что-то хорошее, – мягко сказала она. – Я чувствую это. Не знаю, зачем мы здесь, но… явно не просто так.

– Может, ты здесь и не просто так, – отрезала Биргит, – но не я. Я здесь, потому что любопытный сосед нашей тётки нас выдал. – Она с трудом вышла из воды, когда один из охранников свистнул, а другой крикнул, чтобы они построились в шеренги.

Ни одна из сестер не произнесла ни слова, когда они выстроились в шеренгу с тремя другими женщинами и, подгоняемые охраной, начали медленный, утомительный марш вдоль берега озера, который тянулся милю или больше. Тело и ноги сводило болью.

Лотта упивалась красотой этого дня – ослепительной синевой неба, солнцем, которое лилось сверху, как масло, превращая всё вокруг в золото. Пока они шли, несколько детей подбежали к ним, осторожно улыбаясь. В их невинных глазах читалось любопытство.

Лотте улыбнулась в ответ, а Биргит просто отвела взгляд. Что дети должны были подумать об этих оборванных женщинах, о шеренгах скелетов, одетых в лохмотья, выходивших из поезда, чтобы тут же исчезнуть за стенами из колючей проволоки? Уже показался лагерь – море серых бараков, обнесённых проволокой, с деревянными сторожевыми вышками на каждом углу.

Сердце Лотты трепетало от страха впервые за всё это мучительно тяжёлое путешествие. Лотта тяжело сглотнула. Выйдет ли кто-то из них из серых ворот, в которые они сейчас войдут?

У неё не было времени думать об этом, потому что охранники подталкивали их вперёд к воротам в огромную палатку, где земля была покрыта грязной соломой, кишевшей, к ужасу Лотты, вшами.

– Это не имеет значения, – справившись с собой, сказала она Биргит. – По крайней мере, мы будем не на солнцепёке.

Поскольку охранники так их торопили, Лотта думала, что их сразу же поведут дальше, но оказалось, что им снова предстоит ждать. Они несколько часов простояли, пока наконец не решились опуститься на солому.

– У нас всё равно будут вши, – сказала Биргит, пожав плечами, – не теперь, так после.

Уже наступил вечер, когда им велели выстроиться перед женщиной с каменным лицом и руками, похожими на куски мяса на крюке мясника. Она смотрела на них всех с холодным пренебрежением, нетерпеливо наблюдая, как они строятся, словно она тратили впустую ее драгоценное время.

Лотта старалась не шататься. В поезде ей досталось лишь немного хлеба, а сегодня – только пара глотков воды из озера. Её тело казалось скелетом, кое-как скреплённым сухожилиями и кожей.

Вскоре их провели в помещение, похожее на бетонный сарай. За столом сидели несколько скучающих офицеров, которые спросили их имена и возраст, а затем указали на груду вещей – потрепанных чемоданов и ковровых баулов, кожаных сумочек и потёртых наволочек, набитых бесценными вещами – всё теперь перемешалось.

– Вещи класть сюда! – рявкнул один из охранников.

Лотте вспомнилось, как она отдала настоятельнице веточку эдельвейса, чувствуя себя такой великодушной, такой святой оттого, что пожертвовала этим драгоценным предметом. Теперь она бросила в кучу свой свернутый свитер с расчёской и чётками, лишь на миг ощутив лёгкое сожаление. Да, без чёток будет непросто, но ведь молитв у неё никто не отнимет.

Потом их отвели в душевую и заставили раздеться под пристальным взглядом другого охранника, молодого человека с тёмными волосами и густыми бровями. Пальцы Лотты дрожали, когда она стягивала тюремную одежду, с ужасом осознавая свою наготу. Ни один мужчина прежде не видел её раздетой.

Когда она поспешила мимо мужчины к крану, из которого текла только струйка ледяной воды, он шлепнул ее по ягодице, как фермер шлёпает по боку кобылу. Лотта отшатнулась, и он рассмеялся.

– Хорошенькая, – сказал он ей, и желудок Лотты скрутило. Она отвернулась от него, прикрываясь, как могла, пока на неё капала холодная вода.

Глава двадцать шестая

Иоганна

Санкт-Георген-ан-дер-Гузен, Верхняя Австрия, январь

– Документы, пожалуйста.

Без малейшего трепета Иоганна передала бумаги охраннику, стоявшему у дверей безобидного на вид здания с красной крышей, где размещалась компания, управлявшая каменоломнями концлагеря Маутхаузен. Он пролистал их и без слов вернул ей. Высоко подняв голову, Иоганна вошла в здание, чтобы начать свой первый рабочий день в компании, куда ей помогла устроиться Ингрид.

Когда год назад Ингрид спросила её, готова ли она сотрудничать с ними, Иоганна мгновенно, не задумываясь, ответила согласием. Ингрид была права – ей уже нечего было терять. Сёстры и Франц пропали без вести, отец стал бледной тенью прежнего себя, а мать подчинила всю себя заботе об отце и жила только ради него. Иоганне хотелось лишь одного – мстить. Ярость горела в ней, как пламя, сжигая любые сомнения и страхи.

– Ты многое потеряла, чтобы кое-что усвоить, – сказала Ингрид. – Ты можешь сделать много хорошего для нашего дела.

Но в следующие полгода не произошло ничего, и никакой пользы Иоганна не приносила. Она продолжала работать в унылой бухгалтерии, по вечерам возвращалась домой, чтобы поужинать и перед сном послушать радио с родителями. Когда она спросила Ингрид, что можно сделать, та лишь поджала губы и покачала головой.

– Лучше затаись, пока риск слишком велик. Пока никто не забыл о том, что натворили твои сёстры и этот еврей.

– Франц, – сквозь зубы пробормотала Иоганна. – Его зовут Франц.

Она увидела во взгляде Ингрид сочувствие и вместе с тем раздражение.

– Тебе нужно поменьше думать о людях, – буркнула Ингрид. – Есть причины и поважнее.

– Главная причина и есть люди, – парировала Иоганна. – Нет дела без личностей, и нет победы без их усилий. Я буду продолжать думать о людях, потому что только это и делает меня человеком. Когда мне будет наплевать, я потеряю человеческий облик.

К её удивлению, Ингрид рассмеялась.

– Да, да, так сказал твой замечательный отец. Очень хорошо. Кстати, может быть, я смогу выяснить, что случилось с твоим Францем.

– И сёстрами, – быстро сказала Иоганна. – Мне нужно знать, где они.

Ингрид сдержала слово. Спустя несколько месяцев