— Не получилось, — ответила Маша, — зато познакомилась с Марфой Егоровной. Бабушка, а как ей может быть восемьдесят лет, если она выглядит как наша соседка в городе, которой всего сорок пять? Также не бывает.

— Как же не бывает, если ты с ней говорила, — не согласилась бабушка. — Марфа всю жизнь травами занимается, и мать её и бабка её травницами были. Она всё лечить умеет. Она Василия вмиг бы поправила, если бы её позвали.

— А что же не позвали? — спросила Маша.

— А то, что дедушка Василия вместо того, чтобы жениться на бабушке Василия, чуть было не женился на Марфе, хотя та его и старше была. Вот этого Нина Ивановна Матвею Дмитриевичу долго простить не могла, хотя он до того за нею и не ухаживал вовсе. Но с тех пор Нина ничего у Марфы никогда не просит, да и Матвею не позволяет.

— Можно сказать, что из–за надуманной личной обиды Нина Ивановна чуть было не загубила собственного внука? — спросила Маша.

— Ну это ты загнула, кто бы в больнице позволил его загубить, — возразила бабушка. — Да видишь, и выздоровел он там очень быстро. Просто точно бы до больницы дело не дошло, позови они Марфу. У неё такие знания, каких в наше время и не найдешь среди травников. Вот потому она и людей исцеляет, и себя хранит. Знает каждую травинку, от чего помогает, сама настойки целебные постоянно принимает, вот и не стареет. К тому же и продукты у нас натуральные, и вода живая, родниковая, и воздух чистый полезный. Человеку на роду до ста пятидесяти лет написано. И жили бы все столько, коли бы себя не губили. Вот так.

— А что же она здесь живёт, — спросила Маша, — если столько всего умеет? В городе бы у неё отбоя от пациентов не было. Столько бы денег заработала.

— К ней и из города приезжают, только не любит она город. Плохое это место, нездоровое. А здесь и аптека её растёт, и корни её, а значит и сила. Да и денег у неё хватает, она же лечит людей. Ты сходи к ней, как–нибудь — много интересного для себя откроешь.

— Обязательно схожу, — пообещала Маша, — она меня уже пригласила.

— Вот и хорошо, — сказала бабушка, — ты, давай ужинай, а у меня дела, «Седьмая грядка» начинается.

Маша быстро перекусила и было пристроилась рядышком помогать бабушке в её важном деле, но через десять минут ей уже наскучило смотреть, как взрослые, и вроде как умные люди, на чьём–то огороде ведут целый научный диспут, о том, что полезнее — рафанус сативус или бета вульгарис. Причем настолько научный, что опять чуть ли не орут друг на друга, и уже в запале затоптали целую грядку этого рафануса. В общем, диспут о вульгарисе превратился в вульгарную перепалку. А по сути — какая разница что полезнее: редька посевная или свёкла обыкновенная. И та, и другая совершенно обыкновенные, и обе полезны по–своему.

Интереснее было другое — почему такое смотреть интересно? Маша сидела и размышляла. Вроде как бабушка весьма неглупый человек, даже можно сказать, что умный, ведь была директором школы много лет, а такую чушь смотрит с удовольствием. А вот Маше было совсем неинтересно. И что тогда получается? Если глупые фильмы смотрят умные люди, то кто тогда смотрит умные фильмы — глупые, что ли? Получалось всё логично. Умные и так умные, поэтому им умные фильмы не интересны, и они отдыхают от своих мыслей на глупых фильмах, а глупым не хватает умного, и они смотрят умные фильмы.

«Но я же не глупый человек, — рассуждала она, — но глупые фильмы мне не интересны, и ещё не до конца умный человек, но и заумные фильмы мне не интересны. Мне интересны не глупые и не умные, а только интересные фильмы. И кто же я тогда после этого? Хотя понятно кто — я девочка–школьница–среднеклассница, я переходный вид от человека глупого к человеку умному».

Глава 54. В которой Маша становится свидетелем грандиозного исторического события, во время которого она, впрочем, умудрилась напортачить.

Солнышко закатилось, день окончился. Бабушка, посмотрев телевизор, в благодушном настроении стала готовиться ко сну. Кот был уже давно готов, свернувшись калачиком в изножье на её кровати. Маша почистила зубы, установила будильник на своём мобильном телефоне на четыре часа утра, сунула его под подушку, чтобы не разбудить случайно бабушку, пожелала всем спокойной ночи, легла в кровать и закрыла глаза.

«Спать, — приказала она себе, — мне завтра рано вставать». Но приказ не выполнялся. Спать совсем не хотелось. «Это что же получается, — снова подумала Маша, — моё Я требует спать, а Как бы не Я само решает, когда мне спать, а когда не спать. Получается, что оно мне не подчиняется. Может я невежливо скомандовала? Будьте любезны, — попросила она на этот раз, — усыпите меня, пожалуйста. Нет, как–то звучит нехорошо. Будьте любезны, усните меня, пожалуйста, мне завтра рано вставать».

Маша прислушалась к своим ощущениям, но её просьба опять никакого действия не возымела. А вот бабушка в соседней комнате уже мирно посапывала.

«Вот, что значит директор школы, — с уважением подумала Маша, — привыкла руководить. Решила себе спать — и тут же спит, даже и не уговаривала своё Как бы не я, наверное».

Девочка опять попыталась усилием воли заставить себя заснуть, но ничего не выходило. «Не слушаемся, да? — рассердилась она. — Игнорируем меня, да? Мы, видите ли здесь главные. Ну ничего, пойдём другим путём».

— Тихон, Тихон, — тихонечко позвала Маша в открытую дверь. — Помурлыкай мне, пожалуйста, побаюкай, а то не спится совсем.

Что–то приблизилось в темноте, запрыгнуло на кровать, сверкнули два зелёных огонька, и по комнате обволакивающе, умиротворяюще разлилось урчание:

— Мур, мурр, муррр …..

… туК, тУК, ТУК. Всё настойчивее и настойчивее.

«Странно как–то стал Тихон мурлыкать», — сквозь сон подумала Маша.

А потом её как стрелой пронзило. Маша вскочила в кровати, спросонья ошарашенно озираясь и ища свой телефон–будильник. Телефон нашёлся под кроватью, это звонил не он, можно было спать ещё целых пятнадцать минут. Но стук не унимался, и шёл он с улицы, откуда–то из–под раскрытого окна. Маша свесилась с подоконника — ну да, это