Председатель. – Он вез с собой выписку из положения о военно-полевых судах?

Дубенский. – Вероятно, было, потому что он так быстро собрался; он с этим вагоном и ездил. У него вагон, как домик. Вероятно, все у него было. Я не знаю, какие у него были намерения, я передаю то, что знаю.

Председатель. – Генерал, скажите, вам не известно содержание этой беседы Фредерикса, Воейкова и государя, в 12 часов ночи, и те советы, которые давали Воейков и Фредерикс?

Дубенский. – Нет, я могу добавить к этому, что в 12 часов пришел взволнованный Штакельберг, который рядом со мною жил, и еще не лег спать, и говорит: «Собирайтесь, сейчас уезжаем в Царское Село и в Петроград. Такие произошли ужасные события, что мы уезжаем». Но он мне сказал, что говорил с Фредериксом.

Председатель. – Может быть, вы сами продолжите рассказ по памяти, и я вам подскажу по вашему дневнику. Вы выехали из ставки в ночь с понедельника на вторник, с 27-го на 28-е, выехали через Смоленск, Вязьму, Ржев и Лихославль. Вы записали: «По всей дороге тихо, о событиях в Петрограде нет известий. Москва, по словам тех, кто был там 27 февраля вечером, спокойна. Значит, пока, слава богу, вспышка мятежа только в Петрограде. Поразительное легкомыслие и полная неосведомленность Воейкова. Он, дворцовый комендант, не знает, не предполагал о беспорядках, которые начались 24-го, через два дня после нашего отъезда. Он, который может сотни тысяч на охрану истратить, не имел должных сведений, и был так пуст, что даже не думал об опасности царской семьи. Чем все это кончится? Военный министр Беляев перед вчера, что он опасается, что волнения народа перейдут на Царское Село, что толпы народа пойдут на Царское Село громить дворец, и полагает, что императрица Александра Федоровна должна уехать, но больны дети». Он там был в это время?

Дубенский. – Нет, это был разговор. Кажется, Беляев сообщил по телефону или, вернее, Бенкендорф сообщил со слов Беляева, что он боится за безопасность семьи в Царском Селе.

Председатель (читает). – «Передавали (повидимому, это результат бесед по прямому проводу), что 27 февраля была перестрелка на Дворцовой площади. Мятежники хотели захватить дворец, а верные войска отбивали их».

Дубенский. – Это оказалось неверно.

Председатель (читает). – «На станции Лихославль получились сведения, что в Петрограде Временное правительство, во главе с Родзянкой. Я сам читал телеграмму члена Государственной Думы Бубликова, занявшего должность министра путей сообщения, с расположением по всем дорогам. Убиты градоначальник Балк{216} и его помощник Вендорф{217}. Грабят Зимний дворец. Есть основание предполагать, что поезд наш дальше Тосно не пустят». Эти сведения откуда вы получили?

Дубенский. – Это очень просто мы получили: с нами ехал инженер, и вот во время завтрака наш инженер Эртель{218} сказал коменданту поезда: «Кажется, мы не поедем в Царское Село, наши поезда, кажется, приказано направить туда». Кажется, тот инженер, который с нами ездил, не помню его фамилии, небольшой чин, он это сказал.

Председатель. – Затем было принято решение ехать во Псков. Вы помните, вы знаете, чем мотивировалось такое решение?

Дубенский. – Видите, когда мы приехали в Малую Вишеру, это было 2 часа ночи, и сначала в Бологом, когда узнали, что дальше нельзя ехать, мы в Бологом получили известие, что в Любани стоят войска, которые могут нас не пустить, и поезд царский может подвергнуться опасности. В Малой Вишере к нам подошел офицер 1-го железнодорожного полка, который был без оружия. Он приехал из Любани и сказал, что в Любани находятся две роты с орудиями и пулеметами. Тогда решено было остаться в Малой Вишере, дождаться высочайшего поезда и сказать, чтобы Воейков доложил государю о положении, и как угодно будет ему – продолжать ехать в Петроград или повернуть куда-нибудь? И вот, 2 часа ночи, когда мы дождались этого поезда и вошли туда, генерал Саблин вошел в поезд, и, к удивлению, весь поезд спал, кроме Нарышкина. Так что Воейкова пришлось будить. Его разбудили и сказали, что нас ожидает. Он сейчас же пошел к государю, и тогда было решено ехать на Псков. На Псков ехать, сколько я помню, мы говорили все потому, что там Рузский, человек умный, спокойный, имевший большое влияние на государя, потом, он главнокомандующий северного фронта, он мог войти в положение, мог снестись непосредственно с Родзянкой и вообще выяснить положение. Если в Петрограде, как мы думали, простое восстание, он послал бы войска; если это переворот, он вошел бы в какие-нибудь сношения, потому что Рузский лично мне, я его знаю, представлялся человеком, который в этой очень тяжелой обстановке мог дать какие-нибудь подходящие, более соответственные решения. Некоторые говорили, что нужно вернуться в ставку. Трудно сказать, что можно было сделать, но Псков был ближе, чем ставка. И потом наше возвращение подвергалось известному риску. Государь мог не доехать в ставку, а Псков тут ближе. Вот, собственно говоря, причины, почему определен был Псков.

Председатель. – Были, повидимому, несколько другие причины, о которых вы здесь говорите: «Ночью определилось из целого ряда сведений, что высочайший поезд Временное правительство направляет не в Царское Село, а в Петроград, где государю предложены будут условия о дальнейшем управлении. Я убеждал всех и написал даже письмо С. П. Федорову, доложить Воейкову и государю, что в виду создавшегося положения надо ехать в Псков, где штаб фронта. Это старый губернский город. Отсюда, взявши войска, надо идти на Петроград и восстановить спокойствие. После всяких разговоров и промедления, уже доехавши, в 3 часа ночи, до Малой Вишеры, решено было вернуться и через Бологое тянуться к Пскову. Все больше и больше определяется, насколько правильно было решение ехать в Псков и избегнуть поездки в Петроград, где наверное произошли бы события, во всяком случае неожиданные. Теперь Воейков и другие уже явно одобряют мысль ехать на Псков. Все признают, что этот ночной поворот в Вишере есть историческая ночь в дни нашей революции. Государь попрежнему спокоен и мало говорит о событиях. Для меня совершенно ясно, что вопрос о конституции окончен, она будет введена наверное. Царь и не думает спорить и протестовать. Все его приближенные за это: граф Фредерикс, Нилов и другие, граф Граббе, Федоров, Долгорукий, Лейхтенбергский, – все говорят, что надо только сговориться с ними, с членами Временного правительства. Я, свидетель этих исторических событий, должен сказать по совести, что даже попыток протеста не было. Все говорили одно и то же: надо переговорить с Временным правительством и выработать условия. Уже 1 марта едет к государю Родзянко в Псков для переговоров. Кажется, он выехал экстренным поездом из Петрограда в 3 часа дня; сегодня Царское окружено, но вчера императрица телеграфировала по-английски, что в Царском все спокойно. Старый Псков опять занесет на страницы своей истории великие дни, когда пребывал здесь последний самодержец России, Николай II, и лишился своей власти, как самодержец. После этих слов приходится разговаривать, вернее, рассказывать, вернее, записывать все более грустные и великие события. Поезд государя прибыл в восьмом часу вечера. По прибытии, в вагон государя пришел Рузский и ген. Данилов. Мнение Рузского таково, что надо идти на все уступки и давать полную конституцию. Иначе анархические действия будут продолжаться, и Россия погибнет». На основании чего вы сделали эту запись?