Вот, как я сейчас: я слышал, что мое сердце бешено бьется, когда еще прятался за грузовиком. А сейчас от удара к удару проходит целая вечность: вот я наклоняюсь за пистолетом ‒ удар сердца, вот я нащупал пальцами рукоятку ‒ снова удар сердца, сжал ее и начал поднимать с земли ствол ‒ снова удар сердца. Перевел взгляд на противника – тот тоже уже выудил из складок одежды еще одну пушку, брата-близнеца того пистолета, который он уронил, а я подобрал ‒ удар сердца. Противник начал выпрямлять руку, нацеливая свой пистолет на меня, а я начал поднимать ствол своего трофея, наводя на него ‒ удар сердца.

И тут до меня донеслись оглушительные взрывы. Один, второй, третий ‒ снова удар сердца.

Я видел, как что-то било в грудь моего противника, из нее вылетала красная пыль, коричневая кофта под курткой начала расцветать то тут, то там красными пятнами. Вот появилось первое ‒ удар сердца, вот второе, третье. Они быстро расползались в разные стороны, а мой противник резко опустил руку, словно она стала тряпичной ‒ удар сердца. Снова взрывы, на этот раз сразу два. И я увидел, как рукав толстой куртки словно взорвался, наружу полез синтепон, а рядом с телом противника из асфальта вдруг выпрыгнули искры ‒ удар сердца. Я сообразил, что это полицейский открыл огонь. И кажущиеся мне взрывы были на самом деле выстрелами. И мой противник уже получил несколько ранений – его грудь вся была залита кровью ‒ удар сердца.

Не знаю зачем, каким-то автоматическим, рефлекторным движением, я перехватил пистолет, расстегнул собственную куртку и сунул оружие за пояс, тут же закрыв трофей полой свитера, и дернул молнию куртки вверх. Зачем я спрятал пистолет? Да черт его знает, может, игровые рефлексы сработали в реальности? Как тогда, во время драки с Топором?

Удар сердца, еще удар, снова удар, и тут в ушах зашумело, сердце застучало с такой скоростью, что я даже удивился – разве у человека так может быть? Мне стало плохо, и я оперся плечом на крыло грузовика, рядом с которым стоял.

Из-за грузовика показался мой старый знакомый – полицейский. Он подбежал к поверженному врагу и ногой отшвырнул пистолет, уже вывалившийся из ослабевшей руки мертвеца. Все так же, ногой, он толкнул мертвеца в бедро. Но тот не подавал никаких признаков жизни. Да и не мог – с кучей пулевых отверстий в груди особо уже не побрыкаешься.

Полицейский с бледным и злым лицом повернулся ко мне, направив свое оружие на меня. Тут же он понял, кто я. Ствол он, тем не менее, не опускал – горячка боя еще бурлила в его крови.

– Живой? – спросил он.

Я только кивнул головой.

Полицейский бросился назад, в сторону дверей больницы. Я не знаю, сколько времени прошло, особо и не старался засечь, но вернулся он уже с тремя врачами. Двое бросились к мертвому типу, а один подбежал ко мне.

– На вас напали? Ранения есть? Вы в порядке? – затараторил врач.

– Все в порядке, только сердце… – я схватился за грудь, сердце продолжало биться, словно собиралось вырваться на волю, разорвав грудную клетку.

Врач поставил чемоданчик, который все это время держал в руке, и достал из него шприц. Нажав на него, он дождался, пока из иглы брызнет жидкость, и тут же воткнул шприц мне в шею

– Что это? – прохрипел я, когда доктор вытащил иглу.

– Успокоительное, – ответил он и повернулся к своим коллегам, – что там?

– Труп, – констатировал один врач, – одно попадание прямо в сердце. А вы снайпер прямо!

С последней фразой врач обращался к полицейскому, стоявшему рядом с нами, и все еще державшему свой табельный пистолет в руке.

Он лишь кивнул на такую похвалу.

– Вы пистолет-то уберите, – посоветовал ему мой врач. – Может, ваших коллег вызвать?

Полицейский словно пришел в себя после этих слов, посмотрел на свою руку, сжимавшую пистолет, и тут же, словно смущаясь своего оружия, спрятал его назад в кобуру. А затем начал вызывать по рации своих коллег.

Не прошло и пятнадцати минут, как на стоянке около больницы было не протолкнуться от полицейских и их машин.

Следующие часа четыре я помнил смутно. Меня допрашивали, причем несколько человек. Кто-то из них писал что-то в свои служебные голоконы, кто-то просто внимательно слушал. Я раз двадцать повторил свою историю:

– Вышел из больницы, собирался вызвать такси, со стоянки ко мне шел этот тип, затем я увидел оружие в руках и убежал за грузовик. Когда ваш коллега открыл огонь по нему, меня что-то заставило выскочить и толкнуть нападавшего. Я сбил его с ног, и полицейский его застрелил.

Меня еще долго пытали, есть ли у меня враги, обидел ли я кого-то в последнее время, состою ли я в бандитских формированиях или пересекался ли с кем-то из них. На все я отвечал отрицательно. Конечно, хотелось мне рассказать про Топора, но это явно не он – ну откуда у него деньги, чтобы нанять настоящего киллера? А в том, что пришедший по мою душу был киллером, я уже не сомневался. Хотя, может, он ошибся? Да нет, люди такой профессии не могут пойти на дело и просто перепутать цель – он ждал меня, ждал на стоянке, вон, даже замерз, а когда увидел свою цель, тогда и пошел меня убивать. Как же он узнал, что я буду здесь в это время? Ведь я сам этого не знал пару часов назад.

И все же мне повезло – если бы не полицейский в больнице, который расспрашивал меня про Нику, быть бы мне на месте моего незадачливого убийцы. Но фортуна повернулась ко мне передом, а к нему задом. Что хорошо для меня и плохо для него.

Наконец полицейские меня отпустили. Я выехал из дома утром, часов в десять, а сейчас уже начало темнеть – не меньше пяти вечера. Да-а-а…долго меня мурыжили.

До дома меня подвезли на патрульном автомобиле. Я вежливо поблагодарил полицейских и побрел к своему подъезду.

Уже войдя в подъезд, я обернулся, проводив взглядом поднявшийся в небо полицейский глайдер. А затем на меня накатило. Ведь чуть не помер, если бы не сделал того, что сделал, то быть бы мне трупом…

Я оперся спиной о стенку и глубоко вдохнул, а затем выдохнул. Повторить пришлось все это еще раз пять. Только тогда мне удалось взять себя в руки.

И тут пришла мысль, которая