что наутро лицо и тело были в синяках и кровоподтеках. «Он весьма часто поступал так со мною, но Господь давал мне мужества более, чем я смела надеяться получить. Однако, будучи дурной, я гордилась избиениями; я воображала, что, верно, очень угодна Богу, а значит, не должна бояться угрызений совести, как боялась еще недавно. И все же я не могла не угрызаться, ибо знала: Господь ждет от меня совсем не такого поведения».

Изакарон был главным преступником, поэтому Сюрен направил все свои силы, всю мощь ритуала именно против Изакарона. «Внемли мне, Сатана, корень зла, и изыди…» Ничего не случилось. «Поскольку я не открывала никому искушений, одолевавших меня, они только множились». Заодно множились сила Изакарона и отчаяние сестры Жанны – ибо беременность прогрессировала. Незадолго до Рождества сестра Жанна раздобыла снадобья – полынь, кирказон и колоцинт, классическое трио, которому последователи Галена и угодившие в переплет девушки приписывали абортивные свойства. Да, но ведь в таком случае дитя умрет некрещеным. Значит, его душа будет проклята во веки веков. И сестра Жанна выбросила снадобья.

У нее созрел другой план. Она прокрадется на кухню, стащит самый большой нож, вскроет себе утробу, извлечет младенца, окрестит его и либо оклемается, либо умрет. В первый день нового, 1635 года сестра Жанна сходила к исповеди («но не открыла исповеднику истинного своего замысла»). Назавтра, вооруженная кухонным ножом и корытом с водой для крещения, она заперлась в комнатушке на верхнем этаже обители. На стене висело Распятие. Сестра Жанна преклонила колени и взмолилась к Спасителю, чтобы Он «простил смерть, кою я причиняла себе самой и крошечному существу, ведь я намеревалась удушить дитя сразу после крещения». Раздеваясь, она думала о вечном проклятии; впрочем, страх перед ним был недостаточно силен, чтобы отвратить сестру Жанну от злодейства. Она сняла платье, ножницами проделала в рубахе большую дыру, взяла нож и нацелилась себе между ребер, имея «истинное намерение идти до печального конца». Известно, однако: страдающие истерией, хоть и склонны к попыткам самоубийства, – редко преуспевают. «Сколь дивно милосердие Провидения – оно не дало мне исполнить задуманное. Внезапно словно что-то толкнуло меня с неописуемой силою. Нож выпал из пальцев моих и оказался у подножия святого Распятия». Послышался голос: «Отступись!» Сестра Жанна подняла взор. С Распятия Иисус Христос протягивал к ней руку. Последовали слова молитвы, затем – бормотанье и вой бесов. Тогда-то сестра Жанна и одумалась. Она будет вести себя иначе, она обратится к Богу. Впрочем, беременность никто не отменял, а Изакарон, по всем признакам, сдаваться не собирался. Однажды ночью он предложил сестре Жанне волшебный пластырь – приклеенный к животу, он изведет плод чрева ея. Сестра Жанна совсем уж было согласилась, однако поразмыслила и сказала «нет», чем прогневила Изакарона и получила от него изрядную взбучку. В другой раз Изакарон рыдал над нею столь жалобно, что сестра Жанна растрогалась до глубины души и «возжелала повторения». Оно не заставило себя ждать. Словом, казалось, ничто не помешает этой щекотке нервов длиться вечно.

Лобардемон же в великом замешательстве вызвал из Ле-Мана прославленного врача по имени дю Шон. Тот приехал, тщательно осмотрел настоятельницу и объявил, что беременность имеет место быть. Лобардемонова тревога переросла в панику. Как протестанты воспримут известие о беременности святой сестры? К счастью, Изакарон явил себя на публичном сеансе экзорцизма и поднял дю Шона на смех. Все классические признаки беременности, от утренней тошноты до выделения молока, подстроили бесы. «После этого Изакарон заставил меня исторгнуть весь запас крови, который его же кознями скопился в моем теле за последние месяцы и вызвал раздувание живота. Это случилось в присутствии епископа, нескольких врачей и многих других персон». Беременность «сдулась», ни один симптом больше не появлялся.

Свидетели вознесли хвалу Господу; то же самое, собственными устами, сделала сестра Жанна. Однако сомнения у нее остались. «Бесы, – пишет она, – всячески убеждали меня: вовсе не Господь не дал мне вспороть собственную утробу ради избавления от мнимой беременности; о нет, вовсе не Господь! Значит, я должна считать весь этот случай чистой иллюзией и помалкивать о нем даже на исповеди». Позже сомнения были отброшены, и сестра Жанна сумела убедить себя, что чудо все-таки произошло.

А вот для отца Сюрена сомнений не было изначально. Все события, связанные с луденскими урсулинками, имели прямое отношение к сверхъестественному. Как иной ненасытен и неразборчив в пище, Сюрен был ненасытен и неразборчив во всем, что касалось веры. Он верил в бесноватость. Верил в виновность Грандье. Верил, что после казни урсулинками занялись другие колдуны. Верил, что, ежели взяться должным образом, так дьявол станет вещать правдиво. Верил, что публичные сеансы экзорцизма полезны для укрепления позиций католичества и что бесчисленные безбожники с гугенотами обратятся, едва услышат от бесов о реальности пресуществления. Наконец, Сюрен верил в сестру Жанну и плоды ее фантазии.

Доверчивость – великий интеллектуальный грех; прощается он только в тех случаях, когда налицо непробиваемое невежество. В случае с Сюреном невежество непробиваемым не являлось; мало того – оно было добровольным. Мы уже видели, что, несмотря на общий интеллектуальный настрой, мало кто из иезуитской братии разделял Сюренову готовность верить во все подряд. Сомневаясь в бесноватости урсулинок, иезуиты в открытую осуждали абсурдные, чудовищные луденские события; а новоиспеченный экзорцист со своим нездоровым интересом к особой благодати и крайним проявлениям ее отсутствия все принимал за чистую монету, не утруждаясь рассмотреть происходящее хотя бы с толикой критицизма. Глупость, как мы помним, была Сюреновой сильной стороной; он также отличался благочестием и героическим рвением к христианскому совершенству, кои являются отрешением от собственного «я», дабы душа достигла высшей милости – союза с Господом. Причем цель эту Сюрен ставил не себе одному – но всякому, кого удастся увлечь за собой на путь очищения и смирения, каковой путь ведет к Духу Святому. До сих пор у Сюрена получалось – его слушали; значит, должно получиться и с настоятельницей. Эта мысль пришла к нему еще в Марене – Сюрен тогда счел, что на него снизошло вдохновение. О да, он займется изгнанием бесов – но не только. Он вдобавок наставит несчастную урсулинку на духовный путь, как в свое время его самого наставили матушка Изабелла и отец Лалеман. Он спасет душу одержимой, вознеся ее к Свету.

Через пару дней после прибытия в Луден отец Сюрен раскрыл свой план настоятельнице. В ответ он услышал хохот Изакарона и яростный рык Левиафана. Эта женщина, напомнили Сюрену бесы, принадлежит им, является этаким общежитием для адских исчадий – а