дни июля Пушкин проводил родителей в Михайловское, договорившись с ними, что в сентябре они приедут в Москву на его свадьбу, а 10 августа он вместе с Вяземским сам уезжает в Москву. Прибыв в Москву 14 августа, он и поселяется в доме Петра Андреевича. В день приезда Пушкин пишет письмо А. Н. Гончарову в Полотняный завод о своих хлопотах по «денежному вспоможению», о переговорах с министром финансов Канкриным, который был «довольно неблагосклонным»; о разрешении переплавить статую императрицы, и вновь просит скорее решить вопрос с приданым его невесты.

Через несколько дней Пушкин посещает умирающего своего дядю Василия Львовича Пушкина. Об этом он писал в письме к Плетневу: «Бедный дядя Василий! Знаешь ли его последние слова? Прихожу к нему, нахожу его в забытьи; очнувшись, он узнал меня, погоревал, потом, помолчав: “Как скучны статьи Каткова!” и более ни слова. Каково? Вот что значит умереть честным человеком, на щите, с боевым кличем на устах». Пушкин взял на себя все расходы и хлопоты по погребению любимого дяди…

Гостиная в доме Гончаровых, сидят Наталья Ивановна и толстая московская дама Бильбасова, на лице которой изображено крайнее удивление. Она говорит придушенным голосом:

– Уверяю вас, Наталья Ивановна, все ахнули, вся Москва, когда увидели вашу Натали и рядом ее жениха!.. Что же это такое? Ну, пусть он известный поэт, но это же урод уродом!.. Ведь душечка моя, Наталья Ивановна, если такие, как Натали, выходить будут замуж за таких обезьян, то, милая моя, зачем же тогда и красота?.. Может, он богат, или положение имеет высокое, или наследство думает получить большое?..

– Какое наследство, от кого наследство? – с презрительной ноткой отвечает Наталья Ивановна. – Двести душ! Вот что у него есть!

– Го-лу-бу-шка! Так зачем вы губите дочь свою? Такой ангел вы губите! Ведь она всю жизнь будет несчастной! – говорит Бильбасова, всплескивая руками.

– Ах, я и сама не знаю, как это вышло! Это все старик, все он! Это Афанасий Николаич мне внушил!.. Да и сама я поверила разговорам, что царь его хочет назначить на место Карамзина, что он при дворе будет… Но вон сколько времени прошло, а ничего нет!

– Ничего и не будет!.. Разве при дворе не знают, что это картежник и пьяница? Да у вас только сговор был, что ж тут такого? После сговора разве не расходятся сплошь да рядом? – наставляет Бильбасова. – Картежник… Говорят, весною же, когда вы Натали с ним сговорили, двадцать пять тысяч он проиграл!..

– Так это правда? Правда? – вскакивает Наталья Ивановна.

– Всем известно! Все говорят!.. Да ведь двадцать пять тысяч – это только в Москве, а сколько еще долгов неизвестных?

– Да! Да, я вижу, вижу! Это была такая ошибка с моей стороны, такая ошибка!.. – и в глазах Гончаровой зарождается ужас.

– Я, кажись, засиделась у тебя, поеду к себе, уж больно ноги болят. Пилюли какие-то вонючие глотаю, а толку ни на грош… – говорит Бильбасова и уходит…

В гостиную входит Натали.

– Приехал Пушкин, мама́! – сообщает она.

– Приехал Пушкин?.. Вот как некстати!.. А впрочем, все равно, что ж… Зови!

Входит Пушкин. Он целует руку Натальи Ивановны, которая говорит холодно:

– Александр Сергеевич! Здравствуйте! Что, схоронили своего дядю?.. Садитесь!..

– Схоронили в Донском монастыре… Жаль! Был он большой добряк, очень любил меня…

– А вам он что-нибудь оставил? – с надеждой в голосе спросила Наталья Ивановна.

– Нет, ничего! У него ведь есть жена, хоть и незаконная, и дети… Так что, кроме скорби и расходов на похороны, нет, ничего.

– Вы и хоронили за свой счет? – удивляется Гончарова.

– Да, похороны пришлось взять мне на свой счет, потому что у семьи дяди не было денег… Он много болел, лечился… Кроме того, он был очень хлебосолен…

– Одним словом, деньги, какие вы будто бы привезли на свадьбу, ушли на похороны вашего дяди? Так? – перебивает его Наталья Ивановна.

– Вышло почти что так! – соглашается Пушкин.

– На что же вы надеетесь в таком случае?

– Все надежды на дедушку Натали, – отвечает Пушкин, улыбаясь. – Правда, мои хлопоты о пособии кончились ничем, но я сделал все, что мог… Однако статую расплавить разрешили… И я думаю, что ее продали уже за те сорок тысяч…

– В вашем возрасте не престало верить в сказки, – снова перебивает его Гончарова. – Не было такого дурака, который согласился бы дать за эту статую сорок тысяч рублей!.. И такой, как вы, собираетесь стать мужем Натали? Разве вы не знаете, что это за старик, что он промотал миллионы! Золото!.. Ведь парусина с завода шла на флот Англии… И все ушло сквозь пальцы у этого жуткого мота, который заботился только о своих прихотях, по два раза в неделю давал балы, содержал француженок… А страдаем мы!.. Но я надеюсь, вы что-то получили от своих родителей, кроме двухсот душ? – меняя тему, спросила Гончарова.

– Н-нет. Не удалось сговориться… – виновато отвечает Пушкин.

– Не удалось? Как?.. Значит, вот эти двести душ, которые вы собираетесь закладывать, – это и будет все, что останется на вашу совместную жизнь с Натали? Все, что останется вам, ей и вашим детям?

– То есть как все?.. Я несколько не понял, простите.

– Вы, кажется, что-то ожидаете от меня? Может быть, вы рассчитываете на какую-то часть от моего Яропольца?.. Не надейтесь! У меня все доходы уходят на уплату процентов. Раз и навсегда говорю: я лично дать за Натали ничего не могу! Вы поняли меня или нет?.. Ни одной живой души! – раздраженно проговорила эту тираду Наталья Ивановна.

Пушкин какое-то время молчал, потом несколько обескураженно вполголоса сказал:

– Может быть, Натали согласится пойти за меня и без приданого?

– То есть вы хотите сказать, что она согласится век просидеть в вашей этой нижегородской деревне, какую соблаговолил выделить вам ваш родитель? – негодующим голосом спросила Гончарова.

– Она будет жить в Москве, а не в деревне… Мне и самому нечего делать в деревне. Все мои интересы в столицах, – несколько повысив голос, ответил Пушкин. – А деньги я получаю и за свои произведения.

– Но делаете гораздо больше долгов, чем получаете! Проигрываете большие суммы в карты!.. И знайте, что Натали – моя любимая дочь! И я ее не вышвырну так вот, куда попало…

– Разговор мой с вами становится для меня очень тяжел, но я постараюсь сдержаться… Я позволю себе только одно добавление: если мать думает, что ее дочь в замужестве будет нуждаться, то она дает ей все-таки хоть какие-нибудь средства, – спокойным голосом говорит Пушкин.

– Я знаю! Я вижу! Я по-ни-ма-ю!.. На моем имении вы строите свои расчеты, – громко