Еще ищет груздочек беляночки —

Не груздочек то скачет, дворянский сын,

Не беляночки ищет, боярышни!..

Но и любимая песня не развеселила его. И это заметили все…

А с Волги шли тревожные слухи о разрастающейся там холере. Макарьевская ярмарка, сказывали, вся от страха разбежалась. Ехать в ту сторону было вроде бы и нелепо. Но Пушкин, запутавшись в московских противоречиях, думал, что со стороны ему будет легче все разобрать. Да и устраивать дела перед свадьбой было нужно, на которую он не терял надежды… Думал он и о том, как произойдет у него там встреча с Ольгой. До него доходили слухи о ее отчаянии первое время, о том, что она даже в пруд бросилась, и он немного опасался, как бы перед свадьбой не вышло там какой-нибудь нелепости.

Под звон колокольчика вспоминалась ему последняя встреча с Анной в Тригорском. Молодежь в сумерки заговорила о любви. Он, как всегда, всех веселил своими шутками. И вдруг Анна усмехнулась и сказала:

– Может быть, я и удивлю вас, Александр Сергеевич, но… но я скажу вам одно: вы еще не знаете, что такое любовь…

Взорвался дружный хохот.

– Да, – повторила она. – Вы не знаете любви… Вы в тех, кого вы будто бы любили… или любите… любите только – себя…

Она хотела сказать еще что-то, но замолчала и, отвернувшись, долго смотрела на угасающую за садом зарю…

Привычно трясясь в ямщицкой коляске, Пушкин думал о будущем. Нужны деньги на приданое для его прелестной невесты-бесприданницы. Это условие, которое поставила перед ним будущая теща. Двести душ, которые подарил ему отец, конечно, не спасают положения, но все же на некоторое время позволят сводить концы с концами. Но надо еще эти души оформить за собой, потом заложить, чтобы иметь те самые так необходимые средства на приданое, свадьбу и первое домашнее обзаведение. Для этого он и едет в Болдино, обширное имение Пушкиных в Нижегородской губернии…

Село Болдино в течение трех столетий находилось во владении рода Пушкиных. Эта земля досталась предкам Пушкина на рубеже XVI–XVII веков за ратные подвиги и успешную государственную службу. Вначале она была пожалована Евстафию Михайловичу Пушкину, отличившемуся при Иване Грозном на военном и дипломатическом поприще. После Евстафия Михайловича Пушкина Болдино перешло представителям другой ветви пушкинского рода. В 1612 году имение получил в вотчину за освобождение Москвы от поляков участник второго Нижегородского ополчения Иван Федорович Пушкин. Вскоре он погиб, защищая рубежи отечества, не оставив потомства. Владельцем Болдина стал его брат Федор Федорович, но не по праву наследства, а за собственные заслуги по обороне Москвы от войск польского короля Владислава в 1618 году. С тех пор имение передавалось по наследству из поколения в поколение и в XVIII веке перешло во владение прямых предков поэта.

В 1718 году прадед Пушкина Александр Петрович получил Болдино по духовному завещанию своего двоюродного дяди. Но в Болдино ему жить не пришлось. Его судьба сложилась трагически – сержант Преображенского полка, женившийся на дочери адмирала Головина, главного кораблестроителя при Петре, с годами стал подвергаться тяжелому душевному недугу. В припадке безумия убил свою жену и, не пережив потрясения, умер в Москве. Владельцем Болдино стал его единственный сын Лев. После смерти Льва Александровича имение отошло к его детям. В числе наследников был и отец Пушкина, Сергей Львович…

Пушкин поморщился, представив предстоящие хлопоты, до которых он был не очень охоч. Долго ли они продлятся? Наверное, не меньше месяца…

В первой половине дня 3 сентября 1830 года Пушкин приезжает в Болдино. Болдино встретило его теплым днем уходящего лета. Внезапный приезд молодого барина был большой новостью для болдинцев. Нечасто видели они своих помещиков. Едва его экипаж вкатился в старую усадьбу – без парка и цветников она имела какой-то неуютный вид – и остановился перед небольшим одноэтажным господским домом, крытым побуревшим тесом, как со всех сторон сбежалась взволнованная дворня. Конечно, мужики раболепно снимали перед молодым господином шапки, а бабы отвешивали низкие поклоны и в священном ужасе гнали с улицы ребят, собак и даже кур, чтобы они не помешали барину. Население выглядело так же, как и эти жалкие курные, крытые соломой избенки, уныло и хмуро, а бурлаки, народ бывалый, провожали господина злыми глазами: память о Разине и Пугачеве тут в народе была жива. Хранили ее и сами названия улиц большого села: Самодуровка, Кривулица, Стрелецкая, Бунтовка… И это лицо его горбоносое, и борода по щекам, не как у крещёных, и когти, и одежда чистая, немецкая, и сапоги с чудными отворотами, все это было им непривычно, чуждо, враждебно… Да и он смотрел на эту свою «крещеную собственность» как бы издалека. Главная забота его была в том, чтобы поскорее все это закрепить за собой, а потом всех этих мужиков, баб и детей заложить: Наташе нужно приданое обязательно – без этого старуха никак не соглашается на свадьбу!..

Михайло Калашников, управляющий, отец Ольги, – он еще более раздобрел за эти годы и стал еще солиднее, – почтительно встретил молодого барина.

– Опасное время изволили выбрать для поездки, – сказал он, собственноручно принимая из экипажа барские вещи. – Очень народ холерой этой самой волнуется… Говорят, уж бунты местами по губернии были: больницы разбивают, до докторов добираются, что народ-де они отравляют… Известно, темнота все наша…

Пушкин кое-как устроился в запущенном дедовском доме, приспособил все для своей работы – конечно, не помещичьей, а литературной. Кабинет он устроил в самой светлой угловой комнате рядом с зальцем… Управляющий имения Михайло Калашников немного трусил, вольготно живший в Болдино вдали от хозяев. Мужики могли пожаловаться на него молодому барину. Ну, авось пронесет: барин – человек особый, да и дочка тут. Небось, барин не забыл, как повернул судьбу Оленьки.

Михайла Иванович Александра Сергеевича не осуждал: на то он и барин, да и дело молодое, и с ним такое случалось.

Ольга на Александра Сергеевича тоже не обижалась. Сама