ему были знакомы эти места, здесь в 1529 г. он со своей заставой охранял брод через Оку на месте впадения в нее реки Осетр[577]). Тут их уже ожидали сотни передового полка под началом воевод князей И.И. Турунтая Пронского (того самого, который «отличился» на посту псковского наместника. – В. П.) и В.Ф. Охлябинина, успевшие опередить неприятеля[578].

Обозрев с высокого холма, на котором Сахиб-Гирей приказал разбить свою ставку, расположение неприятельских сил, хан поначалу остался доволен – казалось, его план застать русских врасплох и разбить их по частям сбывался. Противостоявшая ему утром 30 июля русская рать отнюдь не выглядела многочисленной. Не было видно и русской артиллерии. Все складывалось, как могло показаться на первый взгляд, как нельзя лучше, и Сахиб-Гирей приказал своим воинам начинать форсирование Оки. «Татарове же видевшее передовой полк и чаали что все люди пришли, напрасно на берег многими людми и в реку побрели, и на тары почали садитися», – писал русский летописец[579]. Однако дети боярские и их послужильцы Передового полка, ожидавшие неприятеля, засыпали его ливнем стрел, отбив первую его попытку переправиться на левый берег Оки. Сахиб-Гирей понял, что с ходу преодолеть реку не получится, и приказал пустить в ход свою артиллерию и послал вперед своих стрелковтюфенгчи – «царь же повеле ис пушек бити и ис пищалей стреляти, а велел отбивати людей от берега, а захотеша за реку лезти»[580].

Исход завязавшегося сражения был очевиден – каким бы ни было упорным сопротивление русских, однако сила и солому ломит. Рано или поздно, но численное превосходство татар должно было дать о себе знать. Все зависело от того, насколько быстро сумеют подойти к месту схватки главные силы русского войска. И они успели! Согласно одному из списков Никоновской летописи Передовой полк под напором неприятеля вот-вот мог начать беспорядочное отступление, но в этот момент ему на помощь подоспели сотни полка воевод князей С.И. Пункова-Микулинского и В.С. Серебряного, что стоял ранее у Зарайска. Спустя некоторое время на берегу объявился с частью большого полка воевода князь М.И. Кубенский, потом другая его часть во главе с князем И.М. Шуйским и, наконец, главные силы полка с самим Д.Ф. Бельским[581]. Таким образом, на северном берегу Оки собралось до 8—10 тысяч ратных людей, сбить которых быстро и без серьезных потерь уже не представлялось возможным. Кстати, судя по всему, вместе с большим полком подошла и часть наряда, который вскоре вступил в дело и, если верить летописям, «многих татар побиша царевых добре и у турок многие пушки разбиша»[582].

Реммаль-ходжа добавляет к этому описанию любопытную подробность. Оказывается, с началом переправы татар через Оку неизвестные «доброжелатели» (об их именах хроникер благоразумно умолчал) нашептали Сахиб-Гирею, что Бакы-бей якобы заявил, что «как только хан сядет на плот и начнет переправляться, ограбит его казну, а самого же убьет на плоту, а на его место ханом назначит сына Ислам Герай-султана, что пребывает у ногаев, а виляета захватит столько, сколько пожелает»[583]. Отношения между Сахиб-Гиреем, его сыном Эмин-Гиреем и татарской знатью с одной стороны и Бакы-беем с другой были напряженными – слишком силен и влиятелен был ногайский аристократ, слишком независим и амбициозен, так что хан поверил наушникам. Он предложил Бакы-бею ускорить переправу его воинов через Оку, на что ногаец, не желавший подставлять головы своих воинов под русские стрелы, пули и ядра, ответил – он начнет переправу не раньше, чем через реку не перейдут полки его злейших врагов Ширинов[584]. Ну а пока Сахиб-Гирей и Бакы-бей обменивались посланиями, любезно уступая друг другу право первым переправиться через реку, русские воеводы не теряли времени даром и стягивали силы к месту сражения, и немало в этом преуспели. «По прошествии ночи рано утром увидели такую картину: на противоположном берегу реки, будто черный рой муравьев, суетилось русское войско, и подобно войску Деджджаля развевались флаги, и издавались звуки сурны, а на устье переправы разместили пушки, и выли, как собаки», – с печалью констатировал Реммаль-ходжа итоги стояния под Ростиславлем[585]. Посовещавшись со своими «думными людьми», крымский «царь» решил не пытаться дальше переправляться через реку и приказал отступить. На обратном пути, стремясь сохранить лицо, он попробовал было взять Пронск, однако и тут успех ему не сопутствовал. Гарнизон города под началом воеводы В.И. Жулебина отбил приступ, а на предложение хана сдать ему город воевода ответил словами, достойными, чтобы привести их здесь: «Божиим велением град ставится, а без Божиа веления хто может град взятии? А пождал бы царь мало великого князя воевод, а великого князя воеводы за ним идут»[586].

Действительно, «большой воевода» князь Д.Ф. Бельский послал за отступающими татарами «лехких» воевод князей С.И. Микулинского и В.С. Серебряного с отборными людьми. На третий день осады Пронска они вышли в окрестности города и атаковали татарские сторожи и сумели передать весть пронскому воеводе, чтобы тот держался – подмога близка. Сахиб-Гирей, неприятно пораженный вестями о появлении русских разъездов под Пронском и упорством осажденных, утром 6 августа снялся с лагеря и поспешил к Дону[587]. Подошедшие спустя некоторое время к Пронску русские воеводы обнаружили лишь брошенный татарский лагерь, остывшие угли, следы от тысяч копыт и тележные колеи, уводившие к югу. Не теряя времени, воеводы поспешили вдогонку, но, подойдя к Дону, обнаружили, что «царь уже Дон перевезся». Отправив за ним сторожи, воеводы «возвратишася и приидоша к великому князю на Москву все здравы».[588]

Пока хан безуспешно осаждал Пронск, в эти же дни под Одоевом разыгрался последний эпизод драмы. Калга Эмин-Гирей, недовольный отсутствием какой-либо добычи, решил попытать счастья самостоятельно. Отделившись от отца, он со своими людьми направился под Одоев, находившийся в 180 км по прямой к юго-западу от поля битвы. На что рассчитывал «царевич», предпринимая этот шаг, можно только догадываться. Быть может, он полагал, что, поскольку главные русские силы находились на Оке под Коломной, там, куда он направился, русских ратей не будет и можно будет хотя бы отчасти взять реванш за неудачу, заодно и неплохо разжиться полоном и скотом[589]. Однако его расчеты не оправдались. Навстречу калге выступил из Одоева удельный князь В.И. Воротынский «с своею братию» (надо полагать, что в этом походе принял участие и юный М.И. Воротынский, будущий герой сражения при Молодях в 1572 г., которому было тогда около 15 лет). Атаковав внезапно неприятеля, Воротынский обратил Эмин-Гирея в бегство, положив на месте многих татар, а