— Нет. О чем еще я должна знать?

— О том, что ты очень сильно от них отличаешься. Ментальные беседы, чтение чужих мыслей, даже подглядывание на расстоянии — демоны не обладают такой силой. Это дар влияния, магия внушения в высшем своем воплощении.

— Зато я могу привязать к себе домовых.

— Можешь, — согласился Амадин. — Это лучшее, что ты могла перенять у своего отца, но все остальное досталось тебе от матери. Черная кровь лишь усилила твои чары.

Покачав головой в отрицательном жесте, я усмехнулась, даже немного обрадовавшись тому, что дракон хоть в чем-то оказался не прав.

— Моя мать была чистокровным человеком.

— Твоя мать была интуитом, сокровище мое, но, как и другие интуиты, она была лишена возможности пользоваться своим даром в вашем мире. Это магия моего мира, и здесь она просто не существует. Не существовала, — улыбнулся он, коснувшись костяшками пальцев моей щеки. — Все сломалось на тебе. То, что ты легко сдвигаешь любые плетения в сторону, высокая концентрация, твоя связь с умертвиями — не поверхностная, а полная, глубокая, ведь ты не просто управляешь ими, а чувствуешь их эмоции и желания, становишься их частью — все это дар интуита.

— То есть я не одна такая? — насупилась я, непонятно на что вдруг обидевшись.

— Ты — единственная и неповторимая, — поцеловали меня в кончик носа, старательно сдерживая усмешку. — Ты — мое сокровище.

— Убери, пожалуйста, иллюзию со своего лица. И не только с лица. Пожалуйста.

Амадин явно не ожидал услышать от меня нечто подобное. Усмехнувшись — на этот раз криво, недовольно, — он впервые отвел взгляд, но мою просьбу выполнил. Правда, отвернуться я ему не дала. С силой сжала твердый подбородок и заглянула в его золотые глаза, что сейчас пытались напугать меня тонкими вытянутыми вертикальными зрачками.

Не напугали.

Осмелев, окончательно обнаглев, я коснулась подушечкой пальца начала глубокого шрама, что закрепилось над черной широкой бровью и раскололо ее надвое.

Амадин не мешал. Почти не дышал, пока я обводила линию, касаясь его века, щеки. Я была права. С этим шрамом он был во много раз привлекательнее, настоящим, близким, реальным, а не мечтой или выдумкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но гораздо больше меня интересовало то, что находилось под его рубашкой.

Судорожный вдох, рваный выдох. Он смотрел на меня как на сумасшедшую, пока я аккуратно расстегивала пуговицы его одеяния. Откинув края в стороны, я и сама гулко выдохнула, но остановить себя не позволила. Прикоснулась к глубоким тонким длинным отметинам ладонью, не дожидаясь, когда мужчине надоест меня терпеть.

Впрочем, он и не пытался меня прервать. Правда, зря я решила взглянуть на его реакцию.

Взор его пылал. Глубокий темный взгляд… Амадин пожирал меня глазами, вызвав вполне рациональное желание — сбежать, но я сама переступила границы допустимого. Больше того, мне не хотелось, чтобы он подумал, что я трусиха.

— А у тебя шрамов, случайно, нигде нет? — произнес он неожиданно хрипло. — Может, избавимся от твоего платья и поищем?

— Воды…

Услышав еще более хриплый, даже сиплый, слабый скрежет чужого голоса, я в единый миг слетела с коленей дракона. Позвать домовых оказалось делом одного мгновения. Далеко они не уходили. Я прекрасно ощущала их в соседнем помещении, так что графин с водой они принесли быстро.

— Вот не мог он полчаса подождать… — проворчал Амадин едва различимо, чем вызвал негодование у астария Гебби и оценивающий взгляд у его сестры.

— Ты что-то сказал? — спросила я весело, искренне необъятно радуясь возвращению Истола.

Я верила, знала, что не отступлюсь, пока у меня не получится наполнить его опустошенный резерв, но все же… Все же…

— Ничего, сокровище мое. Куда нести твою игрушку?

— Амадин! — возмущенно окликнула я его.

— Хорошо. Куда нести твоего несостоявшегося жениха? И заметь, как твой жених этот бледный мертвяк уже не состоится никогда.

Он был невыносимым, но при этом я едва сдерживалась, чтобы не расцеловать дракона. Я была благодарна ему за то, что не препятствовал мне, за то, что поддерживал, хоть и явно был против моего самоуправства.

О Всевышний, я была настолько счастлива, что могла бы сейчас наобещать чего угодно, согласиться на все на свете, и именно по этой причине в конце концов беспардонно сбежала. Заперлась в собственной спальне, намереваясь подремать хотя бы несколько часов, но на самом деле точно знала: и сегодня опять не усну, потому что мне было о чем подумать.

Недоговаривал… Нет, не врал — в этом Амадин был полностью прав, но молчал же. Замалчивал что-то важное, о чем я должна была узнать как можно позже.

Он от меня что-то скрывал — истинную причину своего появления в моем мире. Пусть прошло уже так много времени, но я до сих пор помнила нашу первую встречу на границе собственных чар.

Он просил не просто найти его. Он просил о помощи. О помощи, которую ему могла оказать только я.

Балконные двери, что вели в мою спальню, распахнулись без моего участия как раз в тот момент, когда я поправляла перед напольным зеркалом пижаму. Никогда не любила ночные сорочки и халаты, в которых щеголяли воспитанные дамы во дворце и за его пределами.

— Амадин? — удивилась я незваному гостю.

— Ты ведь не думала, что я оставлю тебя на ночь одну? Я слишком соскучился, сокровище мое. Какая из подушек моя?

Его наглость, непробиваемость, вера в себя поражали и одновременно обескураживали, но я не испытывала по этому поводу никаких негативных чувств. Напротив, была искренне рада тому, что мы вновь могли разговаривать ночи напролет.

Все предыдущие дни мне очень не хватало этих бесед и его советов. Я действительно соскучилась по Амадину — и гораздо сильнее, чем могла в этом признаться.

Но все же ощущала себя странно. То, что я могла позволить себе во сне — касания, объятия, поцелуи, — в реальности казалось диким, недопустимым, но при этом желанным.

Впрочем, мои внутренние сердечные терзания нисколько не стали препятствием для мужчины. Остаток этой ночи мы провели вместе. Позволив себя обнять, расположившись на его плече, я даже не запомнила момента, когда уснула.