— Один лифт точно не работал? — повторил Костов вопрос.

— Да, ждать его приходилось долго, эти двое дебилов еще и поэтому, мне кажется, были такие нелюбезные, — подтвердила девушка.

«Алина, похоже, действительно не знает, кто пытается ее убить. А вот Абдулов нам врет. Все время врет. Почему?» — озадачился Костов.

В эту минуту снова распахнулась дверь, и в палату ворвался охранник. Обнаружив отсутствие Костова, который должен был нести вахту перед Алининым боксом, и услышав голоса за дверью, он не иначе как подумал, что к телезвезде опять проникли злоумышленники. Оставив забывшуюся пьяную Алину на его попечение («Бравый парень, патрон Абдулов может на него положиться», — с уважением подумал опер), менты вышли в больничный коридор. Надежда деловито запихивала обратно в пакет початую бутылку коньяку, вовремя спасенную от охранника.

— Слушай… — задумчиво проговорил Костов, обращаясь к Надежде. — А колбаски какой-нибудь у тебя там нет?

Сегодня сам бог велел оттянуться. Магнитола орала что-то из репертуара «Файв», кажется, переработку «Квин», и он в такт ударным дергал головой и шеей: «Уи уилл, уи уилл рок ю!..» Заводной мотивчик! На очередном «рок ю» («фак ю!» — пропел он в шутку, шутка ему самому понравилась) он врубил третью передачу, машина еще резвее рванула вперед. Своровали, ребятки. Уж он-то знает репертуар «Квин», там есть что своровать. Мальчиковая группа «Файв» в подметки «квинам» не годится — разве только морды свежие, аппетитные, хрустящие, только что вылупившиеся. Какой-нибудь старенький педик слюной, глядя на них, исходит. Вот и весь эффект. А таких, как «квины», сейчас нет.

Затренькал мобильник, лежащий на панели над бардачком. Он ткнул кнопку отзыва и, прижав телефон ухом к плечу, заорал, пытаясь перекричать шум двигателя, рев встречных машин и весь тот привычный, незаметный, но убийственный каждодневный шум-гам, который окружает тебя на улице и на дороге.

— Да! — рявкнул он. — Завтра нельзя этот вопрос утрясти? Я уже уехал, я в дороге. Подпись, какая подпись? Завтра! Господи, ну если нельзя завтра, подделай эту хреновую подпись! Не знаешь, что ли, как это делается? Деточка! На то ты у нас и юрист, чтобы документы в срок готовить в лучшем виде, и, если для «лучшего вида» надо подпись подмахнуть, — вперед! Тебе за это деньги платят, и немалые! Как? Как? Всему вас учить надо… Первой буквой он всегда инициал ставит — большое М. Ну, подними архив, посмотри образец! Потом свою фамилию лепит сразу, но дописывает ее только до половины и закорючку длинную с завитком влево присобачивает. Потренируйся сначала на черновичке… Все, я отключился. Позвони через полчаса, доложи об успехах.

Он бросил телефон на место, потом остановил на нем свой взгляд. Из-за этих телефонов одни неприятности. Кто выдумал эти мобильники, руки бы ему обломать. Теперь по этому аппарату его находят партнеры, родственники, друзья, знакомые, просто всякие придурки. Находят везде, где бы он ни был, — в бане, в кабаке, в постели у девки. В сортире. Ни на минуту, ни на секунду нельзя уединиться. Когда-то эти мобильники еще имели смысл — вынуть такой на людях и процедить в него во всеуслышание что-нибудь вроде «Лапочка, сегодня как обычно…» считалось круто и престижно. А сейчас? На каждом бомже уже по два мобильника понавешено. И разговоры кругом… Тьфу, дешевка. «Возьми там в ванной пфукалку!» — орал один траченный молью пенсионер на автобусной остановке. А однажды Яшкин сам наблюдал, как какой-то деятель беседовал по мобильному, сидя орлом на толчке в общественном туалете. Кругом мощно ревела спускаемая в соседних унитазах вода. Собеседник «орла» не мог не идентифицировать эти всепобеждающие звуки, они должны были заглушать ему все переговоры, но… ничего. Оба, кажется, ничуть не были смущены. Может быть, и второй в этот момент проводил время тем же самым образом.

Из-за этих мобильников одни неприятности. Яшкин помрачнел, вспомнив ТОТ случай. Приходится аппарат всюду таскать с собой. А вот он однажды лишился — девка слямзила. Неизвестно, что она с этим присвоенным мобильником делала, но его из-за девки и мобильника чуть не убили… Теперь он, когда выходит из дома, офиса или машины, всегда крепит телефон к поясу и каждую секунду проверяет, лапая себя справа за поясницу — на месте ли?

Вообще, и с девками надо бы уже завязать. Но жениться… Яшкин аж перекривился. Мысль о жене внушала отвращение. Спасибо, уже состояли в браке, знаем. Просыпаясь, видеть перед собой одну и ту же постылую рожу в бигуди, утром терпеть сюсюканье: «Лапсик, что ты хочешь на завтрак?», днем терпеть звонки в офис: «Любовь моя, я нашла обалденную сумку…», вечером терпеть упреки: «Опять с приятелями по бабам шляешься…» Нет уж. А кроме того, кто сказал, что содержать жену — это экономичнее, чем время от времени пользоваться услугами? Ничего себе… «экономичнее». При разводе бывшая стерва-жена — он тогда в толк взять не мог, глядя на уродливую длиннолицую тетку, как он мог всего каких-нибудь пять лет назад в нее влюбиться и предложить ей руку и сердце, — так вот, при разводе она содрала с него все, что можно, и даже больше. Удивительно, затмение на него тогда напало, не иначе… В суде смотрел и диву давался. Ноги у нее кривые от самого таза, плечи костлявые, нос сапогом, челюсть вперед торчит… А когда-то все казалось загадочным, пленительным, очаровательным. Бог ты мой, особенно худоба и нос! О локти уколоться можно. Нос ее представлялся очень пикантным, европейским, французским — вот что больше всего теперь возмущает!

Эта «француженка» после развода чуть было не оставила его без штанов. Хорошо, что она и знать не знала о кое-каких его депозитах и кое-какой недвижимости. Он — слава богу, не дураком уродился! — не слишком посвящал ее во все свои дела.

А с телкой чем хорошо? Никаких хлопот. Когда захотел, получил услугу, заплатил (цены нынче в Москве вполне доступные, если не сказать, низкие), и больше ничего тебя не касается — ни беременности, ни аборты, ни болезни, ни ее переживания и неприятности. И риск с девками минимальный — достаточно проявлять благоразумие. И никаких «отношений». Даже если опозорился, плевать. Никто об этом не узнает. Самой девке по барабану, лишь бы деньги были уплачены. И ему переживать нет резону — наплевал и забыл. Не получилось с этой, получится с другой, не в этот раз, так потом.

Яшкин припарковался в переулке прямо на чахлом заезженном газоне, перевалив через ограничительный бортик. «Идите вы все! Я не виноват, что московские власти не думают об удобных парковках. Где здесь машину можно оставить, чтобы не создавать помехи движению? Оглянитесь! Нигде! Только на газоне… И потом, разве я один такой?» Выкарабкавшись из-за руля — с каждым годом выбираться из машины становилось все труднее, — Яшкин неодобрительно, но в то же время любовно оглядел свой выпирающий из брючного ремня животик и даже огладил его слегка, поправляя полу кашемирового пиджака. Не торопясь, держась солидно, он рассовал по карманам права, бумажник, сигареты и зажигалку, очки в футляре, не торопясь нажал на кнопку электронного замка, раздался клацающий звук. Автомобиль подмигнул ему фарами. Так же солидно и не торопясь Яшкин, пару раз оглянувшись на автомобиль, двинулся вверх по переулку. Пройти надо было два шага, до поворота. Но он их не прошел.