— Алина Петровна, как вы себя чувствуете? — тихо спросил он, приближаясь к кровати.

Всю ночь Абдулов провел в «Останкино» — приходилось уже в который раз за последний месяц ломать голову над тем, как преподнести прессе очередное ЧП, случившееся с его сотрудницей. По его вызову в телецентр приехали заспанные Марфа, Ицкович (на его изобретательность Абдулов возлагал особые надежды) и другие.

Пока проводили штурм мозгов — как убедительно поведать о втором покушении на Алину в утренних новостях, кто запишет синхрон для первой программы и что при этом скажет, — позвонили подряд сначала Огульновский из Лондона, затем его наместник в Москве Кечин. Звонки прервали дискуссию журналистов о том, следует ли в интервью напирать на политический характер покушения на Алину Сохову.

— Да, да! — подключался, волнуясь, Ицкович. — Злоумышленник хотел вырвать у нее из рук сумочку, в которой было… Было… Что было-то? Ну, предположим, кассета с разоблачительным материалом — что-нибудь по поводу близящихся выборов мэра Москвы.

— Окстись! — замахал на него руками Абдулов. — Забудь сейчас же, сию минуту! У Огульновского на этих выборах свои интересы, он их не афиширует, и коллеги наши пока — слава богу! — ничего не пронюхали. А мы тут высунемся с идеей… Только шефа подставим, его первого и начнут трясти — пресса завопит про криминальные выборы, и поехало… Все забыли, что только что сказал Витасик? Забыть. Это приказ.

— А что, если, — инициативничал Ицкович, — выкатить версию защиты прав животных? Алина Сохова сделала замечание хулигану, дразнившему на улице собаку. Опа! Тут можно в сюжете расписать, как наша коллега с детства любит всякую живность, подкармливает бездомных ворон и мышей… Ну, там, способна прийти в расстройство от вида разжиревшего ротвейлера, рыдает над пораненным крылом голубя. В общем, она не могла стерпеть, заступилась за беззащитного стаффордшира. («То есть не стаффордшир за нее, а она за него?» — уточнила дотошная Марфа, еще не уехавшая в больницу). Да, вот именно. Воинствующий хулиган набросился на Алину с кулаками… Сердобольные пенсионерки и правозащитники завалят Кремль письмами с требованием наградить Алину и наказать обидчика собаки. Рейтинг вырастет. А что, если… намекнуть, что эта история с защитой прав собаки имела и политический аспект — еще неизвестно, кто подослал этого хулигана, чтобы спровоцировать Алину. Но провокация не удалась — гуманистически настроенная сотрудница восьмого канала оказалась на высоте. Как вам такое?

Абдулов посмотрел на Ицковича скептически.

— Значит, так, — решил он поставить точку. — Мой выбор таков: нападение не связано ни с профессиональной деятельностью Алины, ни с убийством Лосского, ни с первым покушением. Случайность, совпадение, попытка уличного ограбления. («Может, изнасилования?» — тут же воодушевился Ицкович.) Никакого изнасилования! Ни слова лишнего без моего ведома, всем заучить текст своих выступлений для прессы, который мы сейчас вместе разработаем. Побольше естественности, непосредственности, не вздумайте бубнить и напрягаться, вспоминая слова… Чтобы никто на экран не лез, помимо тех, кого мы сейчас утвердим! Ицкович, это тебя касается в первую очередь, любишь красоваться перед телекамерами со своими бредовыми идеями… — давал инструкции Абдулов. — Надо подготовить спецвыпуск, Марфа, добудь в архиве предыдущие съемки Алины, вырежь оттуда что-нибудь задушевное… Или постой-постой — лучше героическое. Тот сюжет про «Шереметьево» — вот-вот, это то, что надо. Звони этим двум раздолбаям Мешалкину и Дмитренко, пусть летят сюда, меня не интересует, что их дома нет, — мы им на то и выдали мобильники с пейджерами, чтобы по первому требованию являлись сюда даже из постели любовников, любовниц и проституток…

Монолог Абдулова прервал звонок мобильного.

— Аркашечка, дорогой, как же так? — раздались в трубке причитания Огульновского. — Как мне жаль Алиночку… Нет-нет, не разбудили, у нас тут презентация еще не закончилась. Но я шокирован новостью, просто убит. Куда же ты смотрел, дружочек, почему не попросил у меня помощи сразу после первого покушения? Разве бы я тебе отказал? Вы ведь у меня оба — звезды драгоценные, кумиры, объекты поклонения миллионов… Ведь с вами никто не сравнится. Зачем ты меня не побеспокоил? Это не беспокойство, это мой долг, ведь вы мне не чужие. Как так можно? Чем же теперь тебе помочь? Дать денег? Дополнительную охрану? Может быть, позвонить в Кремль или в Белый дом, чтобы за вами присмотрели, не дали в обиду?

— Нет-нет, — поспешил заверить Абдулов. — Спасибо, но эшелоны власти, я уверен, здесь ни при чем. Самое грустное в том, что ни я, ни Алина, мы понятия не имеем, кто это делает, почему и зачем. Мы в недоумении. Деньги не помешают, Виктор Леонидович, — за Алиной требуется уход…

— Как она, бедняжка? — забеспокоился Огульновский.

— Лучше, чем могло бы быть, — успокоил его Абдулов. — Врачи уверяют, что, кроме сотрясения мозга, ничего нет. Испугана, в ужасе. Еще толком не зажил шрам от пули, а тут… Охрану надо усилить. После лечения я отправлю ее отдохнуть куда-нибудь подальше, в теплые далекие места — в Египет, Израиль. Надо было мне это раньше сделать…

— Да уж, да уж! — подхватил Огульновский. — Совершенно тебя понимаю. В такой постановке вопроса есть большой резон. Что же ты? Как же ты не догадался? Отправь ее на Карибы или на побережье ЮАР. О деньгах я распоряжусь немедленно. Охрану попроси у Кечина — я его предупрежу о твоей просьбе. Передай Алиночке мой привет. И звоните, звоните сразу же, если будут затруднения! Не стесняйтесь — как я тебе уже говорил, вы мне не чужие…

Кечин объявился на проводе буквально через пять минут.

— Что у тебя там опять такое? — вопросил он недовольным и требовательным голосом. — Ты дня не можешь провести без ЧП — учти, нам это начинает надоедать. Убийство Лосского, два покушения на Сохову, смерть Соловей — не слишком ли много для такого скромного телевизионного подразделения, как твое? В конце концов мало кому понравится делать с тобой бизнес — живем как на вулкане. Не знаем, где рванет в следующую секунду… — Кечин говорил монотонным голосом, без остановки, не давая Абдулову ни доли секунды, чтобы вклиниться со своими замечаниями. — Девчонка на твоем попечении — и что мы имеем? Ее дважды чуть не прибили какие-то м…ки. Почему не принимаешь меры? Тобой недовольны, неужели не понимаешь? Какие деньги? Какая охрана? Я никаких распоряжений от Огульновского не получал. Обещал? Виктор Леонидович — добрая душа, он всем обещает. Но денег нет, и, честно говоря, Аркадий, ты их и не заслужил. Такие проколы в последнее время себе позволяешь… Из-за твоих Лосского и Соховой — передавай ей привет при случае и пожелания выздоровления — нас каждый день по всем каналам полощут. А Соловей? Это вообще какой-то тихий ужас. Хорошо, мы пока информацию в прессу о ней не давали. Но когда все откроется — а рано или поздно придется это сделать… Этот кусок дерьма нам еще только предстоит съесть. Я уже предвкушаю. Из администрации президента звонят и интересуются, что у нас происходит, почему журналистов щелкают как мух. Ты там резвишься, а тень падает на Виктора Леонидовича. Никакой охраны — и не проси. Людей нет, самим едва хватает. А что касается денег… Может быть, позже, но не обещаю. Денег нет. Сам, сам думай, что делать и где деньги добывать, — привык из рук кормиться. А ты сам попробуй дело организовать, продукт свой продать, «я» свое творческое. Заработай. Твоя передача и ты нам все дороже и дороже обходитесь.