– Поближе к опере. Я выйду за пару кварталов.

– Когда обратно? – Подгорский с удивительной для его возраста легкостью запрыгнул на козлы.

– Чтобы наверняка – в полночь, – ответил адъютант, забираясь в карету.

Крупный конь-тяжеловоз, лязгая подковами по булыжнику, не спеша вышел сквозь арку на Лайолл Стрит и, повинуясь поводьям, повернул направо, в сторону Сохо.

Карета, в которой адъютанту пришлось провести ближайшие полчаса, была сродни почтовой – без окон, с единственной дверью сзади, так что, о направлении своего движения Лузгин догадывался весьма смутно. Только и оставалось, что довериться своему извозчику. Два удара по крыше после остановки дали пассажиру знак о прибытии к месту назначения. Дверь открылась и Лузгин прищурился от хлынувшего внутрь света.

– Лонг Акр стрит, сэр… – важно промолвил кучер на прекрасном английском, – сегодня в полночь я буду ждать вас на этом же месте. Опера в той стороне. Величественное здание с шестью колоннами. Здесь пара кварталов, не ошибетесь.

Лузгин молча кивнул, спрыгнул на землю, поймав на себе удивленный взгляд прохожего, и молча отправился в указанном направлении. Мало ли какая необходимость заставила небогатого мужчину прокатиться в грузовом экипаже. Остальным прохожим до него не было совершенно никакого дела – чем больше город, тем меньше шансов встретить знакомое лицо. Понимая это, лондонцы озабоченные своими заботами, предпочитали смотреть себе под ноги, выбирая путь на узком и запруженном тротуаре.

Первое, чему удивился адъютант, приспособившись к темпу движения толпы, это запах. Так пахнет гарь после того, как в печи забрасывают уголь. Дровяной дым совершенно по-другому пахнет, он приятен, а вот этот запах впервые он почувствовал в далекой степной Юзовке Екатеринославской губернии.

Кто-то из спешащих горожан бесцеремонно толкнул его в плечо, но не подумал остановиться. Лузгин поднял глаза наверх и обратил внимание на пелену дыма, расстелившуюся над остроконечными крышами. В безветренную погоду, как сегодня, смог повис над городом и даже стаю ворон можно было угадать лишь по непрерывному карканью, но никак не представлялось возможности разглядеть.

Каждый дом чадил своей отдельной трубой, извергая темно серый, иногда, совершенно сизый дым. Громыхая обитыми железом ободами, мимо прокатилась большая подвода, полная угля, которой управлял совершенно чумазый пацан лет пятнадцати. Без стеснения пробивая себе дорогу криком и жестами на грани приличия, возница взял резко вправо, чуть не наехав Лузгину на ногу – его путь лежал в ближайшую арку.

«Чего рот раскрыл, не в театре! Проваливай с дороги!» – поначалу Лузгин даже не понял, что эта громкая тирада была адресована ему лично.

Вереницы одинаковых черных кэбов придерживались левой стороны, даже не пытаясь обогнать друг друга – настолько плотным строем им приходилось двигаться. Остановка на посадку пассажира означала моментальный затор, сопровождавшийся недовольными выкриками кэбменов, двигавшихся сзади и проклинавших уличного слесаря, разложившего свой стол с тисками на краю мостовой.

Темп жизни Лондонского центра не шел ни в какое сравнение с размеренным Петербургом. Здесь невозможно было взглядом зацепиться за яркое платье – все прохожие были одеты в серое, либо черное, никто не был озабочен своим внешним видом. Шарф в три оборота вокруг шеи имел совершенно практическое значение – согреть горло, и единственной заботой его хозяина было не зацепиться длинными концами за зонт какого-нибудь встречного господина. Кепи, опущенное почти на переносицу, имело своей функцией только защиту от дождя, но никак не несло эстетической нагрузки. Никто никого не разглядывал оценивающим взглядом – на этих улицах, среди тех лондонцев, что передвигаются пешком, модники не водились. Даже небогатый гардероб адъютанта выбивался из общей серой массы клеткой брюк и синим галстуком.

Отойдя в сторону, почти под самую витрину бакалейного магазина, адъютант достал из внутреннего кармана часы на цепочке и взглянул на циферблат стрелки которого показывали начало девятого. Ухватив за локоть мальца, пробегающего мимо с пачкой газет, повисших на его левом локте, адъютант обменял монетку на свежий выпуск «Таймс». Теперь, с тростью в одной руке и газетой в другой, он вполне мог сойти за коренного лондонца.

Спустя двадцать минут адъютант нашел по пути своего следования кондитерскую, где заказал пирожное и чашечку хорошего кофе. Ему предстояло скоротать минимум пару часов до открытия королевского театра.

Капитан решил начать поиски певицы именно оттуда, здраво рассудив, что звезда уровня мадам Бриджид на подмостках петь не будет.

Углубившись в чтение газеты, адъютант изучил все свежие новости – от международной обстановки вокруг Суэцкого канала и шансов полного отстранения египтян от управления каналом и до деловой активности в далеких азиатских колониях. Рубрика, содержавшая анонсы событий культурной жизни попала на глаза капитану в последнюю очередь: королевская опера дает «Кармен» композитора Жоржа Бизе с участием именитой звезды, госпожи Бриджид, не так давно прибывшей из России. Только три представления, все билеты проданы.

Кофе был прекрасен, даже, несмотря на свою цену. Адъютант остался доволен и легким завтраком, и чтением прессы. Весь оставшийся день Лузгин провел в изучении окрестностей королевского театра, примыкающих улиц, запоминая их названия и номера домов. В одной из цветочных лавок капитан подобрал небольшой букет, соответствующий его бюджету, после чего затеял беседу с полицейским, важно прохаживавшимся по Боул стрит недалеко от величественного здания театра:

– Констебль, я не прощу себе, если не отдам этот букет тому, кто полностью занял моё сердце!

Бобби, заложив руки за спину, внимательно окинул взглядом странного прохожего с букетом:[46]

– Судя по говору, вы не из Лондона. Чем могу помочь?

Адъютант изобразил смущение, опустив взгляд:

– Вы правы, констебль, я с севера. Вот, занесло в столицу. И, видите ли, всего на пару дней! А билетов в оперу нет, как нет… Единственный шанс был повидать свою тайную любовь и приложиться к ее надушенной перчатке…

Бобби понимающе кивнул, поправил свой шлем, проверил, как закреплена его короткая дубинка и покровительственным тоном ответил:

– Певичка или балерина? Все беды от них… таких как вы тут к одиннадцати часам вечера соберется десятка два.

– Думаете, у меня есть шансы? – Лузгин изобразил растерянность.

– Ну, парень, это не мне решать, – усмехнулся полицейский. – Если займешь правильную позицию, если проявишь сноровку… Обычно актрисы свой путь до кэба проделывают быстро. На улице не та публика, внимания которой они ищут. Все самые роскошные букеты и подарки они получают внутри театра.

Адъютант обратил внимание на скептическую улыбку констебля, критически рассматривавшего его приобретение, составленное из неказистого набора фиолетовых и белых цветов.