чем я заговорила снова.

— Может быть, я надену шелковый костюм вместо твида на наш следующий ужин, — полушутя сказала я. — Немного разнообразить обстановку.

— Шелк тебе больше идет, в любом случае. В следующий раз, когда они заглянут с неожиданным визитом, мы можем сказать им, что подхватили ужасную, очень заразную желудочную инфекцию, и запереться в нашей квартире, пока они не уйдут.

— Хм, мне это нравится. — Я наклонила голову. — Но что бы мы делали, закрывшись на весь день в квартире?

Он лукаво усмехнулся. — Я могу придумать несколько вещей.

По моей коже разлилось тепло, и я сдержала расцветающую улыбку. — Я уверена, что можешь. Итак, — сказала я, сменив тему. — У тебя есть какие-нибудь планы на остаток дня?

— Да. — Он скользнул своей рукой в мою, это действие было таким же непринужденным и естественным, как дыхание. — Я проведу его с тобой.

Моя улыбка вырвалась на свободу, как и бабочки в моем животе.

И вот так мы снова были в порядке.

Это не было долгим примирением, но оно и не требовалось. Движение вперед не всегда подразумевает большие жесты или тяжелые разговоры. Иногда самыми значимыми моментами были маленькие — смягчающий взгляд здесь, простое, но искреннее извинение там.

— Отлично, — сказала я. Я держала свою руку в его руке, пока мы шли прочь из парка. —Потому что в Уитни есть новая выставка, которую я так хочу посмотреть...

ГЛАВА 30

Вивиан

— Прости, куда ты хочешь, чтобы мы поехали? — я подняла глаза от своих суши и уставилась на Данте неверящим взглядом.

— В Париж, — он откинулся назад, являя собой образ бесстрастной непринужденности. Пиджак снят, галстук ослаблен, выражение лица невозмутимое, как будто он не предлагал мне бросить все и улететь в Европу.

Была среда, пять дней после нашей недолгой ссоры и три дня после нашего примирения.

Мы обедали в моем офисе и вели вполне приятную беседу, когда он ни с того ни с сего выпалил парижскую бомбу.

— Сегодня я узнал, что должен встретиться там с руководителями некоторых наших дочерних компаний в преддверии Каннского кинофестиваля, — сказал он. — Это должен был сделать мой вице-президент, но у его жены начались преждевременные роды. Я уезжаю в субботу и останусь там на неделю.

Обычно я бы с радостью согласился присоединиться к нему. Париж был одним из моих любимых городов, и мне давно пора было посетить его еще раз, но я не могла бросить все дела и отправиться в путешествие по Франции, когда до Бала Наследия оставались считанные недели.

— Я не могу, — неохотно ответила я. — Я должна быть здесь для подготовки к балу.

Данте поднял брови.

— Я думал, что все уже готово.

Технически, он был прав. Место проведения было выбрано, поставщики провизии были наготове, рассадка гостей и развлечения были согласованы, — Вероника Фостер оказалась удивительно талантливой, и я втиснула ее на короткое выступление в конце вечера — но с моим везением, что-то пойдет не так, как только я ступлю на французскую землю.

— Да, но все же. Это самое большое событие в моей карьере. Я не могу улететь в последнюю минуту. Я нужна своей команде.

— Твоя команда выглядит достаточно компетентной, чтобы держать оборону в течение пяти дней, — Данте постучал пальцем по стопке бумаг на моем столе. — У тебя будет еще больше недели, когда мы вернемся, чтобы все завершить, и тебе не нужно физически находиться в Нью-Йорке, чтобы выполнять свою работу в это время. Я тоже буду занят по утрам, так что мы будем работать днем и исследовать Париж ночью. Выигрыш-выигрыш.

— А как же разница во времени? — возразила я. — Моя команда все равно будет работать, когда в Париже наступит вечер.

— Так запланируй свои встречи на ранний полдень. Здесь будет утро, — сказал Данте, практичный, как всегда. — Это весенний Париж, mia cara. Прекрасные цветы, свежие круассаны, прогулки вдоль Сены...

— Я не знаю... — я колебалась, разрываясь между картиной, которую он нарисовал, и моей паранойей, что что-то пойдет не так.

— Я уже забронировал номер в Ритце, — Данте сделал паузу, прежде чем выдать вторую за день сенсацию. — И ты можешь выбрать платье из салона Ива Дюбуа для бала.

Мое дыхание замерло в легких.

— Это обман.

Ив Дюбуа был одним из лучших кутюрье мира. Он выпускал всего восемь платьев в год, каждое из которых было уникальным и изысканным, созданным вручную. Он был также печально известен своей придирчивостью к тому, кому разрешал надеть одно из своих творений; ходили слухи, что однажды он отказал всемирно известной кинозвезде, которая хотела надеть платье его дизайна на церемонию вручения премии Оскар.

— Это стимул, — Данте усмехнулся. — Если ты действительно не можешь или не хочешь уехать, то можешь и не улетать. Но ты чертовски много работала последние несколько месяцев. Ты заслужила небольшой перерыв.

— Неплохо придумано. Ты уверен, что это не потому, что у тебя тревога разлуки? — поддразнила я.

— Раньше этого не было, — его глаза смотрели на меня, как одинокое пламя, мерцающее в холодную зимнюю ночь. — Но я начинаю думать, что могло бы.

Тепло заполнило мой желудок и устремилось к поверхности кожи.

Я не должна была, но, возможно, я устала жить по принципу — должна.

Я приняла окончательное решение за долю секунды.

— Тогда, наверное, я поеду в Париж.

В течение следующих двух дней я готовила свою команду как могла. Я дала им шесть разных номеров, по которым они могли бы со мной связаться, и столько раз пробежалась по аварийному протоколу, что мне казалось, что Шеннон сама проводит меня в самолет, прежде чем задушит.

Тем не менее, я продолжала бояться поездки, пока не оказалась в машине по дороге в отель, наблюдая за проносящимся за окном городом.

Как и Нью-Йорк, Париж был городом, который можно любить или ненавидеть. Я полюбила и то, и другое. Еда, мода, культура... ничто не может сравниться с этим городом, и как только я оказалась в Париже, я легко потерялась в его волшебстве.

Первые три дня мы занимались обустройством и, в моем случае, адаптацией к новому графику работы. Я