— Не понял, — сказал Сиротка.

— Сейчас поужинаем, выпьем, согреемся — все поймешь.

Кафе располагалось в новом жилом доме, здесь еще чувствовалась необжитость, не хватало устоявшегося уюта. Кофе, правда, был ароматным, хорошо заваренным.

— Ты не знаешь, брат, почему люди предают? — спросил Бильбао. — Когда продают — еще понятно, финансовая выгода, говорят, двигатель прогресса, но когда даже не ради денег…

— Это ты о Наташке? — Сиротка печально вздохнул. — Бабам, Серега, вообще верить нельзя. Они непредсказуемы. У них своя логика. Вот возьми ту же Наташку. Она тебя никогда и не любила, это же ясно было. Но — кто еще мог вывезти ее из дыры в свет, одеть, прописать в столице, а? И когда она все это получила, тут же крылышки и расправила. Хотя на кого тебя поменяла, а? Ну что в нем такого?..

— Всё, — оборвал Сиротку Сергей. — Ставим точку. Теперь говорим по делу. Ты сам знаешь, в каком я сейчас положении. Облава на меня идет, и не знаю, вырвусь ли из-за красных флажков. Потому, брат, надо составить документы: все, что у меня есть, отдаю тебе. Доверенности пишу, понял? Выкручусь — хорошо, не выкручусь… В общем, объяснять не надо?

— Можно же уехать, если бабки есть, — неуверенно сказал Сиротка. — Это в Москве квартиры дорогие, а в другом городе…

— Никаких других городов не будет. Когда-то я слюни распустил, не отомстил за Коленьку, хотя мог и должен был… Но за Захара отомщу. Узнаю, как он погиб, почему. И за Когана. И… В общем, давай свой паспорт, я переписываю реквизиты, и встречаемся тут же, через четыре дня, в это же время.

Бильбао щелкнул пальцами, к ним подошла девушка:

— Посчитать?

— Это само собой. У вас, Полина, знаю, есть хороший кабинет, хочу его заказать на четверг. Бутылку коньяку, ну и все, что полагается для того, чтоб два человека спокойно обсудили свои дела.

Официантка кивнула, перевела взгляд с одного на другого:

— Вы братья?

— Теперь роднее, чем родные, — ответил Бильбао.

Сиротка натянуто улыбнулся.

— В твои дела я не вмешиваюсь и никогда вмешиваться не буду. — Наташа разлила чай по чашкам, распорядилась: — Подай лимон… Тоньше нарезай его, тоньше. Так вот, Володя, я не задам тебе лишних вопросов, но и меня прошу не учить жить: что кушать, что покупать, что надевать… Я кошка, которая живет сама по себе, понимаешь?

— Как славно ты мурлычешь у меня на коленях, — сказал Благой, пожирая Наташу горящим взглядом.

— Мне нравится это делать. Вот в постели можешь мной повелевать, но — нигде больше.

Благой силился сдержать победную улыбку, но это у него плохо вышло. Наташа заметила, спросила:

— Что кривишься? Тебя не устраивает мое условие?

— Очень даже устраивает.

Благой не лгал. Жизнь не обделила силой, не сделала уродом, вложила в голову количество мозгов, достаточное для того, чтоб командовать себе подобными, находить выход из сложных ситуаций. Но в одном ему крупно не повезло. Давным-давно, в шестнадцать лет, он впервые попробовал женщину. Она была из их двора, из их компании. Все пацаны говорили, что она никому не отказывала. И однажды поздним вечером он повел ее к речке и на вытоптанном рыбаками пятачке, у старого кострища повалил на землю. Минут через пять она сказала: «Это всё? Фи-и!» И это «фи» осталось в памяти, заставило его дрожать, когда он привел домой другую девочку и даже выпил для храбрости вместе с ней. Когда они разделись, та, вторая, рассмеялась: «Какой он у тебя маленький!» Ничего, конечно же, у них не получилось. И он стал равнодушен к бабам, стал их презирать, хотя сам понимал, что тут презрение равно боязни, что это развивается комплекс неполноценности.

И вот появилась Наташа. В театр он пошел ради нее, чтоб поймать на крючок Бильбао, но получилось все странно. В антракте за одним столиком они выпили шампанского. «А я вас помню — вы на собачьих боях повздорили с моим мужем». — «А почему вы в театре без него?» — «Он не считает нужным быть рядом, для него дела всегда важнее меня».

После второй встречи, и тоже в театре, она сама предложила: «Пригласите к себе на кофе». И потом состоялось то, за что он, Благой, отдаст многое. Страх еще жил в нем, когда она взяла его ладонь и положила себе на грудь. А потом страх почему-то исчез. И всё получилось. «Какой ты нежный, — сказала она и поцеловала его после того, как все свершилось. — Мне пора, хотя я очень не хочу возвращаться к мужу». — «Почему?» — спросил он. «Потому, что я хочу такого мужчину, который стоял бы передо мной на коленях, а не командовал мной». И Благой неосознанно стал перед ней на колени…

— Моего мужа уже нет в городе?

— Думаю, что нет, — сказал Благой. — Уж во всяком случае, уверен, что ты его больше не увидишь.

— Хотела бы увидеть, — в раздумье сказала Наташа. — На коленях. Но он никогда на это не отважится.

В дверь позвонили. Благой взглянул на часы, недовольно проворчал:

— Еще вчера должен был позвонить.

Он пошел сам открывать дверь и увидел за нею одного из своих корешей.

— Благой, только что сообщили… В парке каком-то… Нож в спине… Его снегом занесло, недавно только наткнулись… В общем, мертвый.

— Почему — ножом? — спросил Благой. — Надо было стрелять. Впрочем, это уже все равно. Главное — дело сделано. А где сам Парфён?

— Так я ж говорю…

— Послал бог помощников! — ругнулся Благой. — Что ты говоришь? Если не умеешь двух слов связать, то хотя бы четко отвечай на вопросы. Где Парфён?

— Убит же он. Ножом под лопатку. Лезвие точно в сердце вошло.

Хозяин дома прислонился спиной к стене. Тонкие губы его побелели.

— Не может быть! О том, чтоб убрать Бильбао, знали только я и Парфён, и всё! Ты не ошибся?

— А что я? Позвонили же. При нем нашли и документы, и деньги, и пистолет.

И ранее не всегда сдерживавший себя, Благой перешел на крик:

— Сюда всех наших! Охранять! Двери, калитку… Я вам покажу пиво! Кого с бутылкой увижу — тому конец, так и передай!

— И Пугачева звать, что ли?

— Всех, я сказал! А то нас скоро вообще никого не останется.

На сей раз Сиротка не опоздал. Видно, он успел даже замерзнуть, потому пританцовывал на свежем снежку. Увидев поднимавшегося из подземки Сергея, удивленно охнул:

— Ну ты полушубочек оторвал! В таком, конечно, хоть на полюс!

— Дарю с барского плеча.

— Да ладно тебе!

— А чего? Я сегодня вообще щедр, брат. — Бильбао слегка поднял в руке дипломат. — Сказочно щедр. Ты даже не представляешь, сколько всего я доверяю тебе с сегодняшнего дня! А кому же мне еще доверять? Если уж брат в брате будет сомневаться… Я правильно говорю?

Сиротка как-то болезненно улыбнулся, поспешил сменить тему разговора: