в своем распоряжении многочисленную конницу [Konstam 1994: 18; Frost 2000: 246; Murphey 1999: 35–49]. Повторюсь: данный факт свидетельствует вовсе не об архаичности военной организации этих стран, а о том, что они вынуждены были приспосабливаться к специфическим географическим условиям Восточной Европы; на густозаселенном Западе ситуация была совершенно иной. Армии всех этих перечисленных выше государств сохранили свои внушительные конные силы и в XVIII столетии. Так, шведская армия, которую уж точно никак нельзя назвать «отсталой», в начале Северной войны более чем наполовину состояла из кавалерии [Frost 2000: 64, 147, 235]242. Принятое после 1705 года Петром I решение сохранить численность своих кавалерийских сил было совершенно логичным. Со стратегической точки зрения это было продиктовано военной обстановкой и действиями противника. Если говорить о тактическом применении, то на поле боя кавалерия использовалась для нападения с флангов и отражения стремительных атак в лоб – излюбленного маневра шведов, наводившего ужас на их врагов243. Петр поступил так, как того требовала текущая военная ситуация, а также дал понять, что не будет слепо следовать европейским военным образцам, беря на вооружение лишь те инновации, которые лучше всего подходят именно Русскому государству.

Понимая, что практические соображения требуют от него сохранения крупного кавалерийского корпуса, Петр тем не менее по-прежнему стремился создать мощную, хорошо обученную и надежную пехоту. Были написаны несколько воинских уставов и инструкций: «Воинский устав, составленный и посвященный Петру Великому, Генералом Вейде, в 1698 году» А. А. Вейде, созданный по австрийскому образцу, «Строевое положение, или Воинские артикулы для мушкетер и гренадер» А. М. Головина (1700) и составленное в 1708 году самим Петром «Учреждение к бою по настоящему времени», легшее в основу тактического раздела «Устава воинского» 1716 года. Во всех этих инструкциях речь шла почти исключительно о пехоте. В самом деле, иногда слова «армия» и «солдаты» были практически синонимичны. Так, в начале «Воинского устава» Вейде было сказано следующее: «Речение “солдат” просто содержит в себе всех людей, которые при войске суть: от вышнего генерала даже и до последнего [рядового]» [Konstam 1993: 13; Леонов, Ульянов 1995: 15–16 и далее].

Уже сам тот факт, что Русское государство нуждалось в большой армии, имел огромное значение. Проще говоря, так как Петр хотел иметь в своем распоряжении многочисленное войско, ему надо было его как-то комплектовать. В результате постоянные наборы на службу по-прежнему оставались тяжелой повинностью для русского податного населения, состоявшего главным образом из крепостных, но кроме того, включавшего в себя городских жителей, ремесленников и некоторых других лиц. Петр, мечтавший создать профессиональную пехоту, начал набирать все больше людей в армию еще в 1699 году и не отказался от этого курса даже после победы под Полтавой в 1709 году. Вначале он объявил о призыве на военную службу добровольцев. Однако, как и в XVII веке, в России было мало свободных мужчин, которые могли бы вступить в армию, и потому добровольцы никак не могли удовлетворить потребности русского правительства в солдатах. В результате в 1699 году возобновились наборы даточных людей, которые в форме «рекрутских наборов» не только проводились в течение всего срока правления Петра I, но и продолжились при его преемниках. Как и при прежних царях, во время набора 1699 года на военную службу призывался один человек с определенного количества дворов – с какого именно, зависело от податного сословия. Русские чиновники, не имея более точных сведений, использовали частично исправленные подворные переписи 1678 года. Рекрутские наборы, проводившиеся после 1699 года, были непоследовательными и хаотичными. В некоторых случаях регулярно призывались на службу крестьяне того или иного региона. Недобор рекрутов, военная необходимость или нехватка людей в действующей армии вследствие дезертирства (очень частое явление) могли привести к тому, что проводился внеочередной рекрутский набор в той же области или среди представителей другого податного сословия. В 1704 году ранее отпущенные стрельцы и стрелецкие дети были вновь призваны на гарнизонную службу. Вскоре после этого было принято решение о сборе с московских ямских городовых слобод с двух дворов по одному человеку [Keep 1985: 105; Бескровный 1958: 25]244. Новые петровские канцелярии не имели в своем распоряжении ни точных данных, ни отлаженных бюрократических механизмов, поэтому эти рекрутские наборы проводились менее осмысленно и организованно, чем в XVII веке. Однако важным отличием от предыдущей эпохи было то, что намного большее число людей, призванных при Петре на военную службу, оставались в армии навсегда. Иначе говоря, крепостные, отнятые у помещиков, часто продолжали служить в своих полках до конца жизни; даже несмотря на отсутствие нормального снабжения и постоя меньшее число крестьян возвращалось домой к своим семьям после окончания военной кампании [Рабинович 1969: 231].

Однако начиная с 1705 года рекрутская повинность стала всеобщей и, судя по всему, более организованной: теперь с каждых 20 дворов на службу призывался один солдат (в случае необходимости эти же дворы обязаны были выставить нового рекрута)245. Идея о том, что определенное количество хозяйств обязано не только предоставить рекрута и снарядить его для несения службы246, но и заменить его в случае необходимости другим, была позаимствована у шведов. Было очевидно, что Русское государство стремится к созданию регулярной и более надежной армии. Однако организация этих всеобщих рекрутских наборов все еще была далека от идеала. В первые годы своего правления Петр по возможности избегал того, чтобы задействовать бюрократические механизмы старого Поместного приказа, чьи чиновники имели богатый опыт проведения рекрутских наборов, но теперь ему пришлось поручить им эту работу. Поскольку имевшиеся в распоряжении правительства переписи устарели, отслеживать набор новых и замену старых рекрутов было трудно. Эти наборы стали регулярными и проводились почти каждый год, однако наряду с ними из-за дезертирства, потерь в ходе войны и необходимости доукомплектовать те или иные конкретные части Петру по-прежнему приходилось постоянно проводить и внеочередные наборы247. В некоторых случаях от рекрутской повинности можно было откупиться деньгами. В кавалерию и флот призывались представители других сословий; эта повинность тоже была всеобщей, но нормы призыва были иными. В частности, обязанность выставить, снарядить и снабдить провиантом одного «конного рекрута» возлагалась на 80 дворов248. Короче говоря, с введением всеобщей рекрутской повинности комплектование армии не стало более надежным и организованным, чем раньше. Однако, как и новобранцы, призванные на службу в 1699 году, рекруты, попавшие в пехоту после 1705 года, не возвращались после окончания кампании домой и оставались в армии пожизненно с большей вероятностью, чем их предшественники из XVII века.

Из-за такого большого числа регулярных и внеочередных рекрутских наборов и путаницы с записями, которые велись в различных приказах и канцеляриях, историкам трудно точно сказать, сколько именно людей было призвано в русскую армию как до Полтавы, так и за все время царствования Петра в целом. В настоящее время принято считать, что общее число людей, призванных на военную службу до 1710 года (в пехоту, кавалерию и флот), составляет приблизительно 140 тысяч человек [Keep 1985: 106; Автократов 1959: 230–232; Бескровный 1958: 26]. В течение всего правления Петра I в русские вооруженные силы были призваны 250–300 тысяч человек из 12-миллионного населения России; с учетом региональных и специальных рекрутских наборов эта цифра может быть даже несколько выше [Fuller 1992: 46; Keep 1985: 107]249. По меркам Европы и Османской империи такой процент от общего населения был большим. За обладание огромной армией России приходилось платить высокую экономическую и социальную цену: русские податные сословия, крестьянское и городское, все чаще (и, как правило, навсегда) лишались