— На эту тему у меня есть несколько печатных работ, — кивнул Прахт.

— Но ни одного труда с детальной аргументацией, ни одного развернутого представления проблемы в целом…

Не столько сами слова, сколько тон, каким они были произнесены, вывели обычно невозмутимого профессора из себя.

— Знаете, Рей, — сказал он, постепенно закипая, — до сих пор я изо всех сил старался внушить себе симпатию к вам — что, должен признать, было нелегко. Потому что, если честно, я нахожу вас не слишком приятным и высокомерным человеком.

Так, подумал Реймонд, уже перешли на личности.

— Можете оставить эту высокую оценку при себе. — Реймонд впервые позволил себе столь резкий тон по отношению к прославленному ученому. — Коли уж разговор пошел начистоту, я от вас тоже не в восторге. И никогда не был. Тем более зная вашего бандита-сына.

— Давайте-ка не будем Джерри приплетать сюда! — рявкнул Прахт. Но тут его осенило: — Или дело как раз в нем?

— Я бы сказал, его интерес к моей дочери я не одобряю.

— И очень напрасно, — ответил профессор. — Мне как раз казалось, что эти двое молодых людей прекрасно подходят друг другу.

— Не могу с этим согласиться. Вообще-то, если хотите знать, я запретил Изабель с ним общаться.

— Я так и понял, — ответил Прахт. — Значит, вы здесь не затем, чтобы обсуждать приданое дочери. Тогда, может быть, перейдем к делу? Что вы от меня хотите, мистер да Коста?

— Я хочу, чтобы вы опубликовали труд моей дочери.

— Я не редактор научного журнала, — улыбнулся профессор.

— Хватит строить из себя невинного! — вспылил Реймонд. — Стоит вам порекомендовать статью Изабель к публикации — и ее с руками оторвут в любом издании. Мы с вами оба это понимаем, Карл. Как и то, что вы сделаете все, что в ваших силах, чтобы разоблачение вашей смехотворной теории, которое столь мастерски проделала Изабель, не увидело свет.

— Вы в этом так уверены? — насмешливо прищурился профессор.

— Вы не кажетесь мне человеком, способным совершить харакири. Какой же университет вас возьмет после того, как Изабель разнесет вас в пух и прах?

— Полагаю, я это переживу, Рей, — негромко ответил Прахт, окидывая собеседника брезгливым взглядом.

— Думаете, вас после этого будут по-прежнему ждать с распростертыми объятиями в Бостоне? — с грубой прямотой спросил Реймонд.

Этого профессор уже просто не смог стерпеть. Он стремительно поднялся, достал из среднего ящика письмо и бросил его на стол.

— Читайте, псих ненормальный. Это официальное уведомление о моем назначении в Массачусетский технологический институт. С 1 июля 1988 года. Никаких дополнительных условий не оговаривается. Это означает, что даже если я сейчас забуду, сколько будет дважды два, я все равно буду всеми уважаемым профессором физики.

— После выхода статьи Изабель этот титул превратится в мыльный пузырь. Не считаете?

Прахт ничего не ответил. Рей был уверен, что зажал его в угол, и решил пустить в ход козырь.

— Послушайте, Карл, давайте заключим сделку.

— Сделку? — Любопытство Прахта взяло верх над негодованием.

— Я вам обещаю полугодовую паузу… — начал Рей.

— Взамен чего?

— Вы избавляете нас от своего отпрыска. Увезете его с собой в Бостон.

— Ни за что. И вообще, с чего бы я стал коверкать ему жизнь? Джерри сам себе голова и, судя по всему, неплохо себя чувствует. У него хорошее место, прекрасные отношения с тренером. Я и так уже жалею, что испортил ему детство своими науками. И повторять ошибку не намерен. — С оттенком презрения он добавил: — Во всяком случае, не ради вас.

— А ради себя? — с сарказмом уточнил Реймонд. — Предложение пока в силе. Он едет с вами в Бостон, а вы еще целых шесть месяцев наслаждаетесь своей славой. Что скажете?

Прахт посмотрел на Реймонда с выражением орнитолога, заинтересовавшегося редкой птицей.

— Вот что я вам скажу, мистер. Вам место в психушке. Остается только надеяться, что в один прекрасный день Изабель сама поймет, какой вы мерзавец.

— Вы ушли от ответа, — злобно напомнил Реймонд. — Договорились или нет?

Наступило непродолжительное молчание. Прахт, казалось, прожжет ему мозги своим взглядом.

— Нет, сэр, не договорились.

— Я не ослышался? — ошарашенно переспросил Реймонд.

— Нет, не ослышались. А поскольку мы уже все друг другу сказали, то я был бы вам крайне признателен, если бы вы оставили мой кабинет.

Рей собрался с силами.

— Ладно, приятель. Я лично разошлю полученные Изабель данные во все крупные научные журналы мира. Не все же они у вас под контролем! Найдется редактор, который поймет, что у него в руках настоящая сенсация, и опубликует статью немедленно.

Устав от этого бесплодного спора, Прахт произнес:

— Не тратьте деньги попусту, да Коста. Только выставите себя в еще более нелепом виде, чем вы есть. К вашему сведению, как только я увидел сделанные Изабель расчеты, я позвонил редактору «Физического обозрения» Дадли Эвансу. Он уже принял статью к публикации.

Реймонд лишился дара речи.

— Видите ли, — продолжал профессор, — первая забота настоящего физика — как можно больше узнать о законах Вселенной. Прекрасно, если в этом познании он может стать первооткрывателем, но не это самое главное. А главное в том, что работа Изабель сделала нас всех богаче! — с чувством произнес Карл Прахт. — И даже тебя, эгоистичный ты тупица.

К счастью для Адама, один финансовый ресурс остался нетронутым. Неожиданно большой вес получила скромная зарплата Ани, на которую раньше ему и в голову не приходило рассчитывать. И даже крыша над головой у них была — хвала извращенной «щедрости» Дмитрия Авилова! Пусть ветхая, но все же крыша.

Однако все финансовые потери Адама с лихвой покрывались его душевным спокойствием. Теперь он мог постоянно быть с любимой женщиной и ни от кого не прятаться, мог в любой момент подойти к ней и нежно обнять.

Он давно считал ее большой умницей, но сейчас смог в полной мере оценить пытливость ее научного ума. А если она что-то не находила в статьях и книгах — он всегда мог восполнить пробел.

В ближайшие выходные у них гостила Хедер. По необъяснимой причине девочке пришлось по душе их жалкое жилище. И даже понравилось спать на новом раскладном диване, который заменил обтрепанную кушетку.

Аню она полюбила с первого взгляда. Помимо прочих своих достоинств, та обладала безошибочным чутьем в общении с детьми. С Хедер она говорила на равных, не как с ребенком, а как со своим другом.

— Твой папа замечательный педагог, — похвалила она.