На одной из них язычники отстроили большую общину и рынок, известную во всём Крае как Дом, и со всеми, кто мог выставить на мен хорошие вещи, домовые торговали оружием и снаряжением. Но в плен её взяли вовсе не домовые, а язычники из совсем другого города – Китежа. Об этом она могла судить не только по жёлтой раскраске на технике, но и по металлической чешуе на одежде дружинников и по их оберегам. В Китеже славили Берегиню – волшебную рыбицу, обитавшую в городском озере. По слухам, четыре Зимы назад она вышла на берег в человеческом облике, возле капища Мокоши, прямиком из студёной воды.

Женя не очень-то верила в подобные сказки и считала всех оборотней, водяниц и чародеев-перевёртышей лишь безбожными выдумками. Тем более, что алчные стремления Берегини оказались вполне себе человеческими. Через год она свергла прежнего властителя Китежа Вана, подчинила себе пять остальных городов Поднебесья, а несогласных жестоко преследовала и карала.

Китежский караван остановился в глухих лесах неспроста. Следуя по лагерю за Воисветом, Женя видела плотные штабеля ящиков и снопы искр от металлорежущих инструментов. Перед караваном, как останки левиафана торчали рёбра древнего полуразобранного корабля. Части древней машины поросли мхом, дно утонуло в огромной луже, фюзеляж сплющился от удара, в прорехах успели прорасти сосны. Корабль рухнул Зим двадцать назад, но не позже; после Второго Мора никто больше не видел скайренов. Соседние деревья приняли на себя основной удар и позже криво срослись.

Но, что самое главное, летающий корабль не разнесло на куски, как это часто бывало с другими, он не сгорел, не оплавился и не взорвался, и во многих местах выглядел даже целым. У Жени сердце щемило, как язычники режут его, не пытаясь разобраться с наследием Тёплого Лета.

– Нечего искать, – будто прочёл о чём она думает Воисвет. – Одни провода, пластик и трубы. Баки пустые: он и рухнул-то оттого, что закончилось топливо. Из всего ценного только металл.

– Скайрены летали в автономном режиме, без посадки и экипажа, по пятьдесят лет, на высоте до девяти тысяч метров. Взлётная масса до тридцати тонн, крейсерская скорость – четыреста сорок километров в час, – Женя говорила, жадно изучая глазами обломки. – Зачем они летали – неясно. Автопилот настраивали перед самым Обледенением. С давних пор ходят слухи, будто бы из-за скайренов наступил Первый Мор. Если бы мы сумели разгадать их назначение, может быть смогли бы приблизить наступление Долгого Лета.

– А ты знаешь больше, чем положено простой крестианке, – получше пригляделся к ней Воисвет. Женя смекнула, что заболталась, и сделала вид, будто ей интересно, что происходит у ящиков с «серебром», которые как раз заколачивали. Воисвет не стал расспрашивать дальше, только поглаживал королька, сидевшего у него на плече.

– Мир, будто древо надломленное – само со временем лечится. Долгие Зимы скоро уйдут, Тёплое Лето почти что вернулось, а добытый металл пригодится для сегодняшних дел.

– Для денег? – Женя презрительно поглядела на Воисвета. Дружинники обдирали обшивку, крушили внутренности корабля, разрезали рёбра жёсткости, и всё ради серебристого сплава, который не встречался больше нигде и добывать его с каждым годом становилось труднее.

– Ясаки охотятся за серебром, до последней гайки вычищают всё Поднебесье. Теперь вы и на нашей земле, – прямо сказала она. – Зачем Пераскее столько денег? Зачем она так жадно ищет обломки?

– Кто знает… – пожал плечами Воисвет. – У Ксении великая судьба, она дальновидна и подобна птице Богов Гамаюн. С ней мы стали верить честнее, обрели надежду и поступаем по Совести.

Женя привыкла слышать о владычице Китежа, которую в Монастыре называли не иначе как Змеёй, совершенно другое.

– И какая она, Берегиня? – осторожно спросила она.

– Очень красивая! – выдохнул Воисвет, но помедлил, будто бы не мог подобрать верных слов, чтобы явственнее описать Китежскую чаровницу. – Глаза зелёные, пронзительные, а кожа белая-белая, как платок, которым она чело укрывает, на голове венец серебряный носит, и волосы – чёрные-чёрные, будто сама плодородная земля Аруча, стан тонкий, роста не очень великого, но и не маленького; в глаза всегда тебе смотрит и… улыбается, – сказал он и сам улыбнулся, немного смутившись. – Говорит с тобой ласково, голос весенним ручьём звенит, слух ласкает, душу греет как солнышко. Сам я не видел, но говорят, когда сердится, хочется на изнанку перед ней вывернуться. Берегиня лишь брови нахмурит, а ты уже думаешь, как бы под землю скорей провалиться, недовольное слово скажет – вовсе хочется умереть, только бы её не расстраивать. Зовём её не иначе как «Матушкой» – вот какая она, Ксения, наша владычица.

– Да разве бывают такие люди? – усомнилась Женя, будто ей только что рассказали про королевну из сказки. – И зачем вашей «богине» тогда человечий металл?

Не успел Воисвет ответить, как Женю схватил за плечо дружинник в тяжёлой броне и потащили за собой.

– Много треплешься, волхв! – бросил он на ходу. Воисвет поспешил за ними. Конвоир тащил Женю к внедорожнику среди ящиков. Багажное отделение машины стояло раскрытым, на краю кузова сидел широкоплечий дружинник. На вид ему было под сорок, голова гладко выбрита, надбровные дуги нависли над пронзительными глазами, чешуйчатый панцирь усилен круглым зерцалом, рукава армейской куртки закатаны, под ними бугрились крепкие мускулы.

При виде конвоира и Жени бритоголовый дружинник заговорил глубоким баритоном.

– Гляди ж ты, привёл! Сразу надо было правильных людей посылать, а не доверять девку волхву.

Женю поставили возле ящиков, конвоир остался у неё за спиной. Дружинник на внедорожнике мрачно её оглядел.

– Имя? – спросил он со свинцовой тяжестью в голосе.

– А ваше как?

– Это Берислав – Китежский