Большой круг был выложен из поленьев, пропитанных китовым жиром – в воздухе стоял прогорклый запах рыбы. Они весело пылали, а лошади, чувствуя запах дыма, били копытами и ржали в своих стойлах. То, что я увидел в центре круга, было совсем не таким веселым. Я прикрыл лицо от огня и дыма, убедиться в том, что я действительно это видел. Отрубленную голову Яго, собаки Натаниеля Гримшоу.

Натаниель выбежал во дворе и хрипло вскрикнул. Он побежал к огню, и я схватил его, испугавшись, что он может причинить себе вред. Он извивался у меня в руках, и мне пришлось напрячься, чтобы с ним справиться. Его лицо было желтым в свете пламени, и он рыдал.

– Чертовы ублюдки! Я их всех убью! – Он заметил Сципиона, который вышел вслед за мной: – Это твоих рук дело, черномазый? Я тебе яйца отрежу, дерьмо собачье!

Сципион в ужасе смотрел на пламя, но повернулся, услышав слова Натаниеля:

– Что ты несешь? Я не имею к этому никакого отношения.

Я хотел вступиться за него. Он провел со мной последние полчаса. Но я не мог этого сделать, не открыв нашего сотрудничества.

– Лжец! – сказал Натаниель. – Я все равно доберусь до тебя, черномазый. Когда-нибудь, когда ты меньше всего этого ожидаешь. И в конце ты будешь молиться о веревке, которую на шею накидывает палач.

Он вывернулся из моего захвата и рухнул на колени. Стон, который он издал, был полон невероятного отчаяния.

Глава сорок первая

Если Дептфорд – это пьяная шлюха, неуклюже растянувшаяся на берегах Темзы, то соседний порт Гринвич – это вдовствующая герцогиня, занимающая свое место у реки с величественным блеском. Изящные виллы в окружении красивых парков стояли на берегах реки вокруг Гринвичского военно-морского госпиталя, город раскинулся площадями с фонтанами и пагодами.

Я приехал сюда проверить алиби Джеймса Брэбэзона в ночь убийства Тэда. Потом я собирался заглянуть в таверну, где, по словам Ямайки Мэри, он спорил с Тэдом. Убежденность Натаниеля в том, что контракты украл Брэбэзон, придавала этим делам особую важность. Я считал Фрэнка Дрейка и Джона Манди более вероятными подозреваемыми в убийстве Тэда, но не исключал, что это мог сделать хирург. За его улыбками я чувствовал совсем другого человека на грани полного самоотрицания.

Вчера вечером, после того как мы потушили пожар, я понял, что Натаниель не остался помогать. Я отправился к причалам, поискал его на складах, но не нашел. Утром я поднялся в комнату над конюшней, но на мой стук никто не ответил. Несчастье парня беспокоило меня – наверное, я видел параллели с моим собственным состоянием после смерти отца.

Кое-что еще не давало мне покоя – встреча с Синнэмон предстоящей ночью. Чуть раньше я уже нанял для нее лошадь на постоялом дворе. Чувство тревоги заставило меня вздрогнуть. Если меня поймают, то определенно последуют санкции. Закон неоднозначен относительно статуса Синнэмон как собственности, но я знал, что в Дептфорде мои действия признают воровством. Я сомневался, что смогу рассчитывать на защиту Перегрина Чайлда от гнева Стоукса. Даже если мы благополучно доберемся до Лондона, но о моем участии в ее побеге узнают, мои действия приведут к большому публичному скандалу. Еще одна трещина в нашей и так слабой связи с Каро. Я старался не думать об этом.

Королевский военно-морской госпиталь был построен на террасе, упирающейся в берег реки, на огромном квадратном участке с четырьмя красивыми дворцами, по одному в каждом углу. Я шел по его территории вместе с Иеремией Робертсоном, главным врачом, который предположил, что я приехал сюда с официальным визитом от Военного министерства. Я не предпринял никаких усилий, чтобы рассеять это его заблуждение. На самом деле я, возможно, даже поспособствовал тому, что оно возникло. Такие кресты приходится нести моей совести.

– Да, конечно, в тот вечер был ужин, – сказал Робертсон. – После дневной лекции. Я сам выступал с докладом об использовании хинной коры для лечения тропической лихорадки.

Это был невысокий жилистый джентльмен с высоким лбом, крючковатым носом и бегающими черными глазами. Я мог представить, как он считает монеты, сидя над сундуком при свете свечи, или прядет из волос какой-то несчастной девушки золото.

– Всего было примерно сорок пять человек. В основном члены Ассоциации хирургов, хотя обычно к нам присоединяются и другие врачи, которых интересует военно-морская медицина. Было представлено несколько докладов, потом, как и всегда, проводилась демонстрация. В тот день речь шла о ardor urinae [55]. Мистер Гривес показал нам, как вставлять катетер – серебряную трубку, которая вводится в пенис для облегчения мочеиспускания.

Я поморщился. Мы шли по широкой дороге между двумя прибрежными крыльями госпиталя. Дорога вела в большой парк, купол Королевской обсерватории выглядывал из-за верхушек деревьев.

– Вы помните, присутствовал ли хирург из Дептфорда Джеймс Брэбэзон?

– О да, мистер Брэбэзон присутствовал. Он часто посещает наши лекции и ужины.

– Вы помните, когда он уехал?

– Ему пришлось уехать к пациенту в Дептфорде после лекции, но он вернулся на ужин и оставался почти до самого конца. Если не ошибаюсь, уехал около часа ночи.

– Вы уверены?

– Точное время я вам назвать не могу, но в конце вечера с Брэбэзоном произошел инцидент, поэтому я запомнил.

– Инцидент?

Он колебался:

– Могу ли я спросить, чем вызваны ваши вопросы? Я не люблю сплетничать.

– Мистер Брэбэзон живет в непосредственной близости от военно-морской верфи, сэр. Верность шотландца английской короне никогда не следует воспринимать как должное.

– Да, конечно, – кивнул Робертсон. – Я – патриот своей страны, сэр.

– В таком случае, пожалуйста, расскажите мне про инцидент, который вы упомянули.

Он нахмурился:

– Это было довольно странно. Один из врачей, приехавших на нашу встречу, был земляком Брэбэзона, из Глазго. Похоже, он узнал Брэбэзона, но назвал его другим именем, он назвал его Прайс.

Какие бы подозрения ни вызывал у меня Брэбэзон, такого я не ожидал.

– Что сделал Брэбэзон?

– Побледнел и сказал тому врачу, что он ошибся. Как джентльмен, врач принял объяснения, но, кажется, они его не убедили. Впоследствии я слышал, как он говорил: «Я мог бы поклясться, что это Ричард Прайс». После этого Брэбэзон надолго не задержался.

– Что вы об этом думаете?

– Я предположил, что он сменил имя и фамилию, когда перебрался на юг. Он не был бы первым, кто это сделал. Может, порвал со своей семьей и не хотел, чтобы ему напоминали о прошлом. Есть много самых невинных объяснений.

И много совсем не невинных. Я подсчитал, что