Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следует, впрочем, сказать, что сербы, в отличие от греков и румын, всё же мотивировали свои действия по-людски, ссылаясь на участие во взятии Адрианополя. Типа, болгары по договору должны были взять сами, а взяли при помощи сербов, помимо прочего взявших в плен турецкого командующего Шукри-пашу, — которого, к слову, на самом деле взяли в плен как раз болгары, в связи с чем сербам ответили «нет», и сербы ушли, но в обиде.
Впрочем, в смысле «хочу всё» первенство уверенно держала Болгария. Упоенный чередой успехов, Фердинанд сиял и звездился, то и дело поминая, что «и наш славный пращур Симеон, и наш славный пращур Калоян по праву именовались василевсами болгар и ромеев», не скрывая, что намерен завершить войну не иначе как императором «целокупной Болгарии». В подтверждение на Чаталджи уже шли свежие дивизии с тяжелой артиллерией, противопоставить которым туркам было нечего, и турки вновь запросили мира, однако болгары продолжали идти вперед. И тут уже всерьез встревожилась Россия.
Ничего странного. В отличие от Карагеоргиевичей и Николы, к Петербургу привязанных накрепко, София считала себя равноправным партнером, и в случае полной победы уже не стала бы слушать ничьих советов. Хуже того, она могла бы стать региональным гегемоном, диктующим политику Белграду и Афинам, то есть занять традиционную поляну России, а следовательно (чтобы играть с Россией на равных), протянуть руку Вене. Такая вероятность просчитывалась на раз, а если бы и не просчитывалась, о ней было кому напомнить.
«В случае полной победы, — предупреждал начальство Павел Демидов, посол в Афинах, — Болгария, силою противоречий с сербами и вражды с греками, сделается орудием в руках Австрии... [...] А вот в случае поражения или хотя бы ослабленной победы она обратит свои взоры к России. Сговорчивой она может быть только в силу необходимости [...] ее верность прямо пропорциональна ее неудачам и обратно пропорциональна ее успехам».
Послу вторил Николай, кронпринц Греции, писавший лично русскому тезке: «Если такое случится, мира не будет никогда. Болгария, став почти вдвое больше Греции, не уймется. Рано или поздно она сомнет Грецию и нападет на Сербию, или наоборот. [...] Я полностью уповаю на тебя, зная, что ты сделаешь всё возможное, чтобы защитить интересы нашей страны, отчасти ради самой Греции, но и величия России, а также в память дорогого папы».
О том же строчили в Петербург сербы, а румыны и вовсе заявили, что чем больше приберет под себя Болгария, тем больше они возьмут за нейтралитет, и ждать не намерены: срок — две недели. В итоге при личном участии государя, предупредившего, что болгары, сунувшись в Стамбул, увидят там российских моряков, Фердинанда удалось урезонить, но под честное слово, что Россия убедит Белград уйти из «бесспорно болгарской» зоны Македонии. И в полдень 16 апреля (по новому стилю) 1913 года Болгария заключила перемирие с Турцией, а 20 апреля перемирие подписали греки с сербами.
ПРИ ПОЛНОМ НЕПРОТИВЛЕНИИ СТОРОН
Вновь начались переговоры в Лондоне. В том же составе. Не было только черногорцев: король Никола, уверенный, что родственники из Петербурга в обиду не дадут, продолжал осаду Шкодера. Вена занервничала, однако Лондону удалось снять напряженность, и «великие силы» приказали Негошу уняться. Старый король, по словам Сазонова, «готовый разжечь пожар мировой войны, чтобы поджарить себе яичницу», ответил коротко и емко.
Узнав ответ, державы направили к побережью Черногории флот, чтобы припугнуть, однако Никола, вновь ответив в том же стиле, но еще краше, договорился с Эссадом-пашой, комендантом крепости и влиятельным албанским крюе, и тот сдал Шкодер черногорцам в обмен на признание себя королем Албании и обещание Николы помочь завоевать всё «королевство».
В итоге общими усилиями упрямца Негоша всё же уболтали, пообещав не обидеть, и 14 мая Шкодер перешел под международный контроль, — однако этот нюанс, в сущности, не был принципиален. Решались вопросы куда более важные, и решать их было крайне сложно, поскольку, как известно, берешь чужое и ненадолго, а отдаешь свое и навсегда.
Румыны, как было уговорено, получили Силистру, но обиделись, что не всю Южную Добруджу, однако болгары обиделись еще больше, и понять их, согласитесь, можно. Бухаресту было велено не мелькать. С Албанией как сферой интересов «великих сил» всё уже было решено, тут споров не было. На усмотрение «великих сил» оставили и судьбу Эгейских островов, и всем было ясно, что Лондон подыграет своим сателлитам, а Франция его поддержит в пику Италии. Естественно, ободрали как липку турок, из всей бывшей роскоши оставив Порте в Европе только Стамбул и побережье проливов.
Но истинным камнем преткновения на конференции стал вопрос о разделе Македонии. В юридическом плане позиция Софии была безупречна: она настаивала на строгом соблюдении условий договора 1912 года с Сербией, согласно которому долю от добычи следовало определять в соответствии со вкладом в общее дело и количеством жертв, и здесь у болгар были все преимущества, тем паче что ведь им ради общего дела пришлось пожертвовать Силистрой. Однако сербы и примкнувшие к ним греки возражали — без аргументов, просто потому, что жаба давила. А когда журналисты всё же загнали сербскую делегацию в тупик, кронпринц Александр честно сказал, что да, с юридической точки зрения из «бесспорно болгарской зоны» войскам его страны следует уйти, но Белград не намерен отдавать Софии «ни дюйма, ни лужи, ни камешка», ибо там, куда серб пришел, там Сербия, а если София не согласна, пусть попробует отнять силой.
В итоге переливание из пустого в порожнее достало всех, и 30 мая сэр Эдуард Грей, модератор конференции, заявил, что задача собравшихся — заключить мир с Турцией, которая ни против чего не возражает. Следовательно, кто готов, просим к столу: вот документ, вот перо, и покончим с этим. Что касается всего прочего, то это уже проблема победителей, которым, по мнению «великих сил», все споры должно решать мирно и полюбовно.
В общем, делитесь, господа, и размножайтесь. Желательно так, как договорились в 1912-м, под эгидой, а если понадобится, при арбитраже России, которой, выразил надежду Грей, все собравшиеся верят. Британия, во всяком случае, верит. Франция тоже. Точка. Кто не согласен, «пусть лучше покинут Лондон». Несогласные есть? Нет? All right[75]. Просим подписывать, банкет через час, всем спасибо.
АРШИНОМ ОБЩИМ НЕ ИЗМЕРИТЬ
То, что намного легче победить турок, чем поделить добычу по-братски, как положено славянам, тем паче православным, стало ясно еще до окончания войны (монархи совсем не зря не