поговорят с болгарами, у которых теперь земель будет столько, что сам Бог делиться велел. А что всё уже поделено в соответствующем договоре, так болгары должны войти в положение и внести в договор поправки.

Белград покосился на Петербург. Петербург, пожав плечами, тяжко вздохнул, и сербские делегаты, коснувшись этой грустной темы в беседе с болгарскими, увидели в ответ вежливый кукиш, после чего атмосфера братской сердечности сильно увяла. Взялись за турок. Победители, безрадостно признав, что Албании — быть, требовали взамен практически всё, что еще оставалось у Порты в Европе: сдачи Адрианополя болгарам, а островов Эгеиды — грекам, не замахиваясь разве лишь на сам Стамбул. Со своей стороны, Турция, на многое готовая, по этим вопросам не шла ни на какие уступки.

Примерно тогда же, после одного из заседаний, Сергея Сазонова попросил о встрече румынский посол по особым поручениям, тоскливо тусовавшийся около зала заседаний, куда его никто и не думал звать. Встретились в баре. Многократно поблагодарив за любезность, гордый потомок римлян уведомил Сергея Дмитриевича, что срок военной конвенции с Веной истек и продлевать его Румыния не намерена, так что теперь она уже не потенциальный противник, а потенциальный друг...

Но за всё надо платить. А вполне приемлемой ценой за дружбу была бы Южная Добруджа, на которую Румыния имеет полное право, поскольку не пользуется тем, что Болгария занята, и не бьет ей в спину, хотя могла бы. А если не вся Добруджа, так хотя бы город Силистра. И если София, которая сейчас всё равно станет намного богаче, проявит добрую волю, Бухарест готов даже подумать о союзе с Болгарией против Австрии, а если не проявит, так конвенция с Веной будет продлена, — и кстати, турки тоже просят помочь.

Недоуменный вопрос главы МИД «Как быть с тем, что в желаемом румынами регионе живут сплошь болгары?» г-н Радулеску парировал весьма изящно, пояснив, что «это вовсе не болгары, а оболгаренные румыны, которые будут счастливы вернуть себе свое старое лицо, а правительство Румынии им в этом охотно поможет».

Шантаж был классический («цыганский», как писал позже глава российского МИД). Но пришелся он очень не ко времени. Срок русско-болгарской конвенции тоже истекал, в связи с войной продление отложили на потом, и ситуация складывалась неприятная. В том, что Бухарест, получив отказ, ударит болгарам в спину, облегчив положение турок, после чего спрячется за спины Рейхов, Сергей Дмитриевич ничуть не сомневался. «Поступив иначе, румыны перестанут быть румынами», — сказал он в те дни своему секретарю. А допускать, чтобы румыны поступили так, как они задумали, никак не следовало. К тому же по личным каналам министр знал, что в Бухаресте и Софии оживились венские и берлинские дипломаты, щупая почву для сближения двух столиц на основе расклада «Добруджа — румынам, компенсация — за счет сербов и греков».

Оставалось только искать вменяемый компромисс, известив Софию и попросив обдумать вопрос без эмоций, поскольку ситуация нехороша, и заверив, что взамен, если болгары «взвесят всё», Петербург додавит турок до капитуляции и гарантирует поддержку в неизбежных спорах с сербами по Македонии, а равно и с греками по Беломорью[74].

Совсем без эмоций в Софии, конечно, не получилось, однако политики всё же попросили военных быть объективными, и военные объяснили, что от таких говнюков, какие сидят в Бухаресте, удара в спину вполне можно ждать, а в этом случае придется снимать войска с фронта. И хотя румын опустят жестоко, турки отобьют многое из уже потерянного, а сербы с греками займут кучу «бесспорно болгарского». Так что пусть г-н Гешов подумает об уступках: конечно, не всей Добруджи, но с Силистрой, ежели турок всё же добивать, видимо, придется расстаться. И г-н Гешов, запросив Его Величество, угрюмо сообщил г-ну Сазонову, что вопрос о Силистре можно обсуждать, но Болгария надеется, что столь болезненную уступку г-н Сазонов оценит по достоинству.

ЯРМАРКА ТЩЕСЛАВИЯ

И г-н Сазонов оценил. Турки, упрямо твердившие «Эдирне няш», были «с искренним огорчением» уведомлены, что ежели Порта «настаивает на продолжении кровопролития», Российская империя «не может гарантировать сохранение своего нейтралитета», — с намеком на то, что хотя русские войска на Кавказе движутся к границе исключительно в мирных целях, с турецкой стороны может случиться всякая провокация, а на всякую провокацию ответ будет только один.

Представители Порты бросились к сэру Эдуарду Грею, но услышали, что в кавказские терки Англия лезть не намерена. Бросились к французам — выслушали то же. Итальянцы вообще не поняли, о чем речь, австро-венгерская делегация заявила, что «Адрианополь — болгарский», мгновенно уведомив Софию о своей позиции и желании дружить, а люди из Берлина от контакта неожиданно уклонились, — и турецкая делегация, всё осознав, стала очень уступчива. Но...

Но через три дня, 23 января (по новому стилю) 1913 года, в Стамбуле случился военный переворот, организованный «младотурками» при активной помощи германского посольства, и новый премьер, Махмуд Шевкет-паша, заявил, что Порта не считает себя побежденной и требует начинать переговоры с нуля. В тот же день Теобальд Бетман-Гольвег, канцлер Рейха, выразив обеспокоенность «ничем не мотивированной концентрацией российских войск на кавказской границе», предупредил Петербург о том, что «любую военную активность России в Азии сочтет угрозой для мира в Европе».

Всё было понятно, и 29 января делегаты союзников вручили новому главе турецких переговорщиков ноту о прекращении «бессмысленных прений», а 3 февраля орудия заговорили вновь. Теперь у руля в Турции стояли серьезные, решительные люди, военные по профессии и призванию, и они хотели побеждать. Но всё равно не получалось, ибо пятисотлетняя ненависть к туркам, материализовавшись, обрела крайние формы.

Попытка наступления с Чаталджи на Адрианополь провалилась, причем в ходе боев болгары впервые в военной истории применили воздушные бомбардировки наступающего врага. Затем они сбросили в море высаженный в их тылу турецкий десант. И наконец, 26 марта, после решительного штурма с участием подошедших (правда, без просьбы) на помощь сербов, взяли Адрианополь, а греки тем временем заняли мощную крепость Янину, очистив от турок весь Эпир.

После этого уже ничто не препятствовало добиванию Порты, кроме, к сожалению, накапливавшегося взаимного недоверия союзников и, разумеется, давления извне. Румыния требовала Силистру прямо сейчас. Греция, заняв Салоники, откуда очень кстати для них ушла под Чаталджи болгарская дивизия, сообщила, что не намерена обсуждать с Болгарией, кому город принадлежит, ибо он греческий — и точка. А действия сербов в Македонии не позволяли сомневаться в том, что они — опять же вопреки договору — всерьез закрепляются не только в своей