— Хорошо, я прямо сейчас и приеду, — согласилась Денисия.

Адвокат ей напомнил свой адрес, и она тут же к немуотправилась. Там при свидетелях был вскрыт конверт с документами. Адвокат ихвнимательно прочел и торжественно огласил:

— Это учредительный пакет частного благотворительного фонда,в который господин Боровский за несколько дней до своей смерти перевел все своисредства. Фонд зарегистрирован во Франции, в Страсбурге. Учредителями этогофонда значатся сам Воровский и некий Бертран Машикули. Согласно уставу онидолжны были выбрать и выбрали бессменного руководителя, которому предоставилиправо распоряжаться всеми средствами фонда сообразно установленным целям,следовательно, благотворительно. Этого руководителя я и должен сейчас объявить.Итак, объявляю, — повысил голос адвокат, — президентом благотворительного фондаявляется Гронская Денисия Давыдовна. Это вы?

Денисия подтвердила:

— Это я.

Адвокат продолжил:

— Согласно уставу вы можете благотворительствовать как всамой Франции, так и за ее пределами.

Где вы намерены благотворительствовать?

— Я хочу благотворительствовать в Россия, — ответилаДенисия.

— Тогда вам придется открыть здесь филиал, снять офис ипринять на работу сотрудников согласно утвержденному штату. Как президенту вамположено жалованье, — сообщил адвокат и пошутил:

— которому и я бы позавидовал.

Таким образом был решен вопрос не только с работой, но и скарьерой Денисии. Она сразу же занялась своим фондом и, преодолевая всебюрократические препятствия, упорно пошла к своей цели.

Казалось бы, все хорошо, все сложилось, но в душе быласаднящая рана. Эта рана ее ложь Александру. Он давно не звонил, и Денисиявпервые ждала его звонка не с радостным трепетом, а с ужасом. Она дала себеклятву, что не струсит и обязательно сознается, кто она есть на самом деле.Пусть решает он сам, нужна она ему такая или не нужна.

Она по-прежнему ни на секунду не расставалась с телефономЗои, ожидая звонка. Однако в ожидания ее вплелись новые оттенки, о которых покаДенисия не догадывалась. Поняла эти оттенки она только тогда, когда долгомолчавший телефон вдруг ожил. Денисия схватила трубку, закричала: «Алле!» — иуслышала голос Гусарова.

И вот тогда-то она в один миг поняла, что страх, которыймучил ее, не имел к нему отношения. Да, лгала. Да, обязала себя признаться. Ноне такой она человек, чтобы глядеть правде в глаза с дрожью в коленях. Отец еес детства учил: «Имела смелость согрешить, имей смелость в грехе и признаться».

И эта смелость, воспитанная отцом, у Денисии с детства была.Лишь теперь, услышав голос Гусарова, она поняла, что не его ждала она все этидни. Увы, не его. И Денисия осознала: как это ни ужасно, но она его больше нелюбит. И вот в этом действительно было страшно Александру признаться. Слишкомэто признание на предательство смахивает.

Но и лгать она не могла — что поделаешь, если ушла любовь? Аможет, и не было вовсе любви? Может, Денисия обманулась, принимая весеннеедевичье ожидание чувства за саму любовь?

И сразу возник вопрос: кого же тогда она ждала, если неАлександра Гусарова? Кто еще ей мог позвонить по этому номеру?

Только Аронов.

Подумав о нем, она рассердилась: "Не может быть.

Ерунда. Мне просто так кажется. Не могу я в него влюбиться.Надо гнать эти мысли,..

Точно я знаю только одно: Александра я не люблю. То естьлюблю, но совсем не так, как его, как Аро…

Короче, совсем не так".

Она размышляла, а Александр говорил-говорил, но Денисиявпервые его не слушала. Она была в полном смятении, потому что не знала, какпризнаться ему, что в сердце ее, похоже, уже поселился другой.

Александр говорил, а Денисия себя ненавидела.

«Я его предала, предала, — мысленно твердила она, понимая,что не способна признаться в своем предательстве. — Что же делать?»

А Гусарова, как назло, прорвало. Никогда он не был такимоткровенным, никогда не рассказывал ей про своих друзей.

"Видно, плохо ему, — догадалась Денисия. — И в такойвот момент я должна ему нож всадить в спину?

Нет, не смогу. Признаюсь пока, что я не Зоя, а там будетвидно", — решила она.

Он остался один. Последним погиб Шерстяной — дебошир цыганПьетро. Похоронив убитого друга, Александр поклялся себе, что ни есть он, ниспать не будет и капли спиртного в рот не возьмет, пока не найдет Саламбека.Даже не стал поминать Шерстяного. Лишь, прощаясь с цыганом, сказал у холмикапромерзшей земли:

— Отомщу и тогда вернусь, помяну. Но сначала, прости,отомщу. Я убью его, этого гада.

Как сказал, так и сделал. Несколько дней он гнал своеговрага по горам. Гнал, как дикого зверя. Гнал, не замечая ни смерти, глядящей вглаза, ни холода-голода, ни усталости, ни жажды, ни боли.

И догнал. Саламбек сначала безудержно в горы пер, а потомвдруг обратно к жилью повернул. Или понял, что Александр не отступит, илирешил, что затеряться легче среди людей. Но не затерялся, не успел. Александрнастиг его, ранил, а когда нацелился убивать, Саламбек Нахчоев взмолился:

— Послушай, тут у меня мобильный. Не собачься, будьчеловеком. Дай последний раз позвонить.

— Куда?

— Это и в твоих интересах. Сейчас тебе номер наберу, сам ипоговоришь с хорошим человеком. Может, и передумаешь меня убивать, — подмигнулему обнаглевший Нахчоев.

Александр разрешил:

— Звони.

Саламбек набрал какой-то номер и, изумляя Гусарова, началкому-то рассказывать, что сидит он в развалинах дома, а русский боец Александрдержит его под прицелом.

— Я сейчас передам трубку твоему герою, — нахальноухмыляясь, сказал Саламбек, — а ты ему прикажи, пусть меня лучше отпустит. Неприкажешь, пеняй на себя. Все. Я сказал.

Он уверенно протянул Александру мобильный, но в трубке ужераздавались гудки.

— Это что, шутка? — спросил Гусаров, возвращая телефонСаламбеку Нахчоеву.

— Да, неудачная шутка, — грустно ответил тот. — Твой другнадо мной подшутил.

— Мой друг? — побледнел Александр. — Нет у меня большедрузей. Ты в могилу их уложил. Говори, сука, кто предатель?

— Слушай, — взмолился Саламбек, — разреши еще раз позвонить.Сам все узнаешь.

Александр опять разрешил.