Не сыграешь. Не сыграешь. Бесполезняк. Чтобы заполнитькоробочку, собрать весь комплект, Гаро пришлось бы распатронить другие двадцатьвосемь комплектов, вынув из них одну-единственную кость (6 – 1). А это полныйидиотизм и расточительство. При условии… при условии, что сборище костей несодержит какого-то тайного кода. Шифра. Знака. Как в случае с «ConcepcionJeronima.13». К тому же кости не производят впечатления собранных с бору пососенке, они – из одного и того же набора. Одинаково старого или одинаковонового… Они и создавались с дальним прицелом на шесть-один… В этом местеабстрактных рассуждений мозги Сардика заныли, как сломанная рука передненастьем, и он снова переключился на конкретику: не факт, что сыграть нельзя.Можно – приставив шестерку к шестеркам, а единицу к единицам. Единицы ишестерки замкнутся друг на друге, образуя кольцо: никто не будет в выигрыше, нои в проигрыше не будет тоже. И так – раз за разом. А зачем вообще начинатьигру, если ее исход предрешен? Или весь смысл и состоит в том, что исход предрешен?..

Задумавшись, Сардик поставил на ребро первую кость, а за ней– еще одну и еще, и так – все двадцать восемь. Кажется, именно такой нехитройзабавой развлекал себя Гаро в свободное от уборки офисов время. И теперь, чтобысходство с растеньицем-нелегалом было полным, нужно подтолкнуть первуюкостяшку. А она увлечет за собой все остальные. Как обычно.

Так Сардик и поступил.

Камни опрокинулись, издав при этом уж слишком большой шум.Но и шум не смог перекрыть прерывистого вздоха, идущего от двери. Сардик обернулсяи увидел Ёлку: она стояла в дверном проеме, вцепившись пальцами в косяк.

– Ты куда пропал? – спросила она.

Фраза выглядела заготовленной заранее и произнесенной,скорее, по инерции. Видно было, что ангела в данную секунду нисколько неинтересует, куда пропал Сардик. И сам Сардик тоже не интересует. Упавшее домино– другое дело. Сбитая цепочка костей – только она и отразилось в зеленых глазахангела, но Сардик предпочел проигнорировать ангельский взгляд.

– Я не пропал. Я здесь.

– Я договорилась с твоим немцем. Он подъедет минутчерез тридцать-тридцать пять.

– Прямо сюда, что ли?

– Ну не в Эрмитаж же! Дорогу в Эрмитаж он и сам найдет…Нужно будет только встретить его на улице.

– Лихо! Как это у тебя получилось?

– Как обычно.

Ёлке вовсе не хотелось говорить о немце и о том, какимобразом ей удалось раскрутить его на столь скоропалительный визит. Ей хотелосьсовсем другого: приблизиться к Сардику, сидящему на полу. И самой присестьрядом. И заглянуть в перламутровые озерца шестерок и единиц. Впрочем, шестеркии единицы от двери не просматриваются.

– Что ты делаешь здесь? – спросил ангел,приближаясь.

– Ничего. Жду, когда ты закончишь разговор по телефону.

– Я уже закончила.

– Я понял. Да.

Сардик снова взялся за кости, интуитивно чувствуя: каждоеего движение важно для ангела.

– Дай-ка мне посмотреть…

– Пожалуйста.

Ёлка протянула руку к ближайшей кости, потом взяла еще одну.И еще.

– Шесть-один, – помертвевшим голосом сказалаона. – Я это уже видела.

– Где?

– Не важно… Они твои?

– Мои, -

теперь Сардик не трусил и не смущался. Напротив, чувствовалсебя вполне органично. Как Шурик, когда-то навесившая ему лапшу про летнююпоездку автостопом по городам и весям Бенилюкса. Сардик слушал Шурика сразинутым ртом и только много позже узнал, что в то же самое время Шуриктусовалась с друзьями Леопольдыча на Карельском перешейке и в деревне Пупышево,а в странах Бенилюкса не была отродясь.

– Как они у тебя оказались?

– Они были всегда.

– Мне нужно подумать, – произнес ангел своюкоронную фразу.

– Святое дело…

Публичный мыслительный процесс выглядел довольносвоеобразно: ангел снова сосредоточился на Сардике, на лице Сардина. Проникнутьза его стену, отыскать в нем хоть малейшую лазейку, потайной ход, пролом,обвалившуюся кладку – вот чего хотелось ангелу.

– Расскажи про кота, – вдруг потребовал он.

– А что рассказывать? – Сардик растерялся, но тутже вспомнил про поляроидный снимок и про электронную дату в правом нижнемуглу. – Он жил у меня десять лет назад…

– А потом? Что случилось с ним потом?

А потом он отклячился, поклеил ласты, отбыл к праотцам,вертелось в Сардиновой голове, ангел ведь не настолько наивен, чтобы думать,что коты живут вечно. Впрочем, кто их знает – владельцев домашних животных. Всеони – сентиментальные люди, верящие в девять кошачьих жизней. О девяти кошачьихжизнях Сардину рассказывала Шурик. Или речь шла о кошках с девятью хвостами?Нужно было слушать внимательнее, старичок!,.

– Ничего особенного с ним не случилось. Он э-э… ушел. Всмысле – пропал. С вечера был, а утром я проснулся – и нет его.

Вот как чудесно все разрешилось! Сардик просто взял исовместил Гаро и кота со снимка. И никого не обидел известием о преждевременнойсмерти хвостатой скотины, никого не огорчил.

– Это ведь был необычный кот, да? – продолжаланапирать Елка.

– Ну… в какой-то мере. Знаешь, бывают такие коты… Безшерсти.

– Лысые.

– Именно.

Когда она успела придвинуться? Сардик и не заметил, нотеперь лицо девушки распростерлось над ним – на манер грозового неба, в которомне увидишь самолетов: самолеты, как правило, обходят грозовой фронт. Сардик –совсем другое дело; Сардик – настоящий авиатор. Бесстрашный, отчаянный, иникакой грозовой фронт ему не стр??шен. Сардик и поступил, как поступают всебесстрашные авиаторы: направил одномоторный самолетик своего сердца прямо вэпицентр грозы. Только там он смог бы обрести покой и самого себя обрести –тоже.

Привет вам, бортовые самописцы! Привет, черные ящики!Фиксируйте переговоры экипажа с грозовым фронтом, записывайте все, до последнейзапятой:

Что ты делаешь?

Целую тебя. Ты против?

Мне надо подумать…

Конечно. Но пока ты думаешь, можно мне поцеловать тебя ещераз?..

Опасность, идущую от грозового фронта, не стоитнедооценивать: самолетик трещит по швам, стрелки приборов рехнулись ипоказывают совсем уж запредельные, мало соответствующие действительностизначения; яркие всполохи освещают кабину, к тому же кислорода явно не хватает:авиатор Сардик сталкивался с этим, когда опускался на глубину, в поискахжемчужины с логотипом ®. Но теперь дела обстоят много хуже, ему не выбраться,он навсегда застрял в этой грозе. В полуприкрытых глазах ангела, в полуоткрытыхгубах.