На маленькие самолетики черные ящики ставят не всегда, нопоцелуй все-таки был.

Вернее – два поцелуя.

Ознакомительный – в краешек рта, и самый настоящий – сглубоким проникновением – в губы. Ангел не слишком-то сопротивлялся и, кажется,ответил. Ода, это был классный поцелуй!.. И кто после этого скажет, что Сардикне мачо? И что единственное, что он может делать с шиком – так это подаватьпальто женщинам своих друзей.

Сердце Сардика готово было выпрыгнуть из груди, все телоказалось наэлектризованным, а в голове то и дело взрывались петарды и молотилилопастями ветряные мельницы. Но что чувствует ангел?

Вот если бы – то же самое!..

Он чувствовал вовсе не то же самое: Сардик понял это, кактолько отстранился. Ангел нисколько не жалел о поцелуе (скорее – желал его) ипри этом выглядел растерянным. Как будто у него не сошлись концы с концами. Илив паззлы, которые он неутомимо собирал, вклинилось несколько лишних картонныхдеталей. Они, эти детали, и портили всю картину, делали ее другой. Не такой,какую ожидал увидеть ангел.

– Что-то не так? – поинтересовался Сардик.

– Не так.

Если раньше ангел был просто растерян, то теперь на его лицеотразилось самое настоящее страдание.

– Из-за меня? Я не должен был делать этого? Не долженбыл целовать тебя?

– Должен.

Теперь и Сардик растерялся.

– Я забегаю вперед и форсирую ситуацию?

– Нет.

– Веду себя как последний дурак?

– Нет.

– Как наглый тип?

– Нет.

Вот Сардик и подошел к обрыву, за которым лежала пропасть –ничуть не хуже той, в которой сгинула несчастная Шурик. Все предыдущие вопросыбыли относительно безопасными, похожими на хорошо уложенные мостки: с таких низа что не свалишься. Теперь же Сардик собирался задать самый главный и совсемне безопасный, шаткий вопрос:

– Скажи, я тебе хоть немного нравлюсь, Ёлка?

– Ты мне нравишься…

У Сардика камень с души упал, но, видно, рано онобрадовался. Да и не стоило радоваться, не услышав уточнения. А онопоследовало:

– Ты должен мне нравиться… По-настоящему. Иначе… яничего не понимаю…

– Значит, я нравлюсь тебе не по-настоящему?

– Ты милый. – Ангел попытался уклониться отпрямого ответа. – Забавный. Страшный симпатяга. Да нет, ты простокрасавчик, американский певец Пол Анка отдыхает… Ты художник от Бога. Человекевоображением…

– Но чего-то мне не хватает? – продолжалупорствовать Сардик. – Чертовой харизмы, да?

– Да нет же! При чем здесь харизма? У тебя всего сизбытком…

– Но…

– Если бы я знала…

– Значит, «но» все-таки существует? – произнесяэто, Сардик так перепугался, как не пугался еще никогда в жизни. И чтобызаглушить этот невесть откуда взявшийся страх, начал рассказывать Ёлке, чтоименно почувствовал, когда увидел ее – парящую над Невским. Он не упустил ниодного нюанса, ни одного движения души: все они были зафиксированы,классифицированы и запаяны в сосуд с надписью «ХРАНИТЬ ВЕЧНО». Мне кажется, яждал тебя всю жизнь, сказал Сардик, неужели мне снова не повезло и это неты? – сказал Сардик.

– Это я, – просто ответил ангел, слушавший Сардикас крепко зажмуренными глазами. – Должна быть я. По всему выходит, что я.

В отличие от Ёлки Сардик и не думал закрывать глаза. Инаконец увидел главное: не ангела и не чудо, а самую обыкновенную (пусть и оченькрасивую) девушку, которая хочет любить и быть любимой.

Так же, как сам Сардик.

– Вот видишь… – Он осторожно взял ее за руку. – Ты– это ты. А я – это я… Мы узнали друг друга. Мы друг друга нашли. Что ещенужно?

– Ничего.

– Тогда можно я поцелую тебя снова?..

Ёлка молчала, и Сардик воспринял это как согласие. Она иправда не сопротивлялась, когда он коснулся губами ее щек, ее скул ипереносицы. Все тело Сардика ныло от самых невероятных предчувствий будущейсчастливой жизни, какой она будет? Не важно какой – счастливой. Ёлка поселитсяздесь, с ним; вдохновленный ее присутствием, он наконец-то выберется из полосытотальных неудач и станет писать жутко востребованные картины. Настоящиешедевры. Со временем его имя превратится в бренд («арт-бренд», как сказал быфотограф Женька), и Сардик развернется по полной. Он станет издаватьсобственные каталоги и календари – от карманных до настенных. А еще можноукрашать оттисками своих произведений тарелки, кружки и футболки. Иизготавливать крохотные подушки-думки – опять же с копиями картин на лицевойстороне. Сайт в Интернете тоже необходим, как и собственная (пусть небольшая)галерея… Постеры! Он забыл про постеры, отпечатанные на суперкачественнойфинской бумаге, а ведь это еще один дополнительный источник дохода…

Ну и мыслишки у тебя, старичок! Прям как у настоящегодельца, в Москве от таких суетливых дельцов и гениев самопиара непротолкнуться, они редко моют свои сальные длинные волосы, вязнут в бесконечныхинтервью и скупают недвижимость на Рублевке, Ривьере и побережье Коста-Бравы, аведь Питер – не Москва. И… нужен ли такой делец чудесной девушке по имениЁлка?.. Вдруг ей нравятся совсем другие парни? Парни не от мира сего, парни ссекретом типа исчезнувшего нелегала-уборщика? Ты не имеешь право на ошибку, старичок,потерять такую девушку, едва обретя ее, – невозможно. Потерять ее – вернаягибель, а Сардик вовсе не хочет погибать, он хочет жить долго. Вечно.

– …Я не слишком хорошо целуюсь? – спросил Сардик.

– Ты замечательно целуешься. Просто…

– Просто – что?

Ёлка отстранилась от Сардика, уперлась ладонями в его грудьи пристально посмотрела в глаза. За плотно сжатыми губами девушки бродили слова(Сардик это чувствовал, видел – особым зрением, которым обладают лишьвлюбленные); слова-близнецы, одетые в одинаковую униформу, разница заключаласьлишь в количестве лычек на погонах -

сделай что-нибудь,

удиви меня,

дай понять, что ты – это именно ты, никто другой,

мое сердце спит, и твои поцелуи его не разбудили, так сделайже что-нибудь,

что-нибудь еще, ты должен знать – что,

сделай.

– …Мы поговорим об этом не сейчас. Позже.

– Я не хочу позже. И не хочу говорить. Хочу тебяцеловать…

Цигель, – сказала Ёлка и похлопала по несуществующимчасам на запястье: точь-в-точь, как герой бессмертной кинокомедии. –Цигель, цигель. Мы должны встретить твоего немца. Альбрехта. Разве ты забыл?..

* * *

…Она выбрала немца, кто бы сомневался!