Леандр встал. Качая головой, он принялся расхаживать по комнате.

– Нет, – повторил он, на этот раз громче. – Это невозможно. Похоже, вы не понимаете, каковы будут последствия. Я этого не позволю, ни за что.

Я встала на его пути и положила руку ему на плечо.

– Знаешь, мне казалось, что большинство временны́х проживут ещё хотя бы несколько лет даже без Янтарного дворца. Но неужели дела обстоят так плохо и для очень многих? – спросила я.

– Я не о том. – Леандр вдруг посмотрел мне в глаза и глубоко вздохнул. – А вот для тебя, – беззвучно произнёс он, – это очень опасно.

Я моргнула. «О чём он?»

– Твои глаза уже такие же тёмные, как у Пана и Елены, Офелия. Я… Ты больше не должна выходить из Янтарного дворца. Только здесь ты в безопасности, понимаешь? – Его голос внезапно задрожал. – Безвременье тебе необходимо.

– Ч… что? – заикаясь, переспросила я.

С тех пор как Леандр в прошлый раз сказал, что у меня в запасе ещё несколько лет, я старалась не думать о состоянии своих глаз, возможно, потому, что мне так хотелось в это верить. Но теперь меня будто накрыло душной волной. Внезапно у меня возникло ощущение, что я повисла вверх ногами посреди водопада времени. Не знаю, где верх, где низ. Потеряла опору. И не могу дышать.

– В Лондоне ты говорил, что всё не так плохо, – пробормотала я.

– Я просто не знал, как тебе сказать. В прошлый раз уже всё было… нехорошо. – Он потёр лицо обеими руками. – И я подумал, что пугать тебя жестоко, ведь время ещё не пришло. Чёрт, это какой-то кошмар! У меня никогда этого не получалось, но ты мне нравишься, и я потерял голову и так надеялся… Я надеялся, что всё-таки найду какой-нибудь выход. Я собирался позволить тебе выиграть и…

– Поэтому ты продолжал мне врать? – Я попятилась, медленно сознавая, что смотрю на человека, который в последнее время скрывал от меня самое необходимое. И не один из родственников, а парень, в которого я влюбилась! Честно говоря, я не знала, что хуже.

– Мне очень жаль, – прошептал Леандр и опустил глаза. – Прости.

– Но… – Мой рот сам собой открылся и снова закрылся, потому что я не знала, что сказать, всё ещё пытаясь осознать, что же мне только что открылось. Значит, моя жизнь была почти закончена…

Краем глаза я заметила, что Прекрасная Елена поднималась по небольшой лестнице. И пока она искала под потолком уголок для своего последнего украшения, Леандр смотрел на меня так печально, что у меня к глазам подступили слёзы.

Глава 20

Вечером Грета уложила локоны в подобие башни, и крошечные бриллианты засверкали в них, соревнуясь со звёздами в ночном небе над нами. Сестра нарядилась в тёмное шёлковое платье и маленькие чёрные перчатки, которые согревали пальцы, пока не пришло время для её выхода.

Гвардия снова превратила Колизей в зрительный зал, безвременье нависло над древним сооружением шатром паутины, под которым обитатели дворца постепенно занимали места на четырёх деревянных ярусах.

Мы с Гретой пришли одними из первых и наблюдали за происходящим со своих мест на возвышении в глубине сцены. Леандра ещё ждали, как и Дария, Пана, Елену и, конечно же, Повелителя времени, у которого, несомненно, было более чем достаточно дел до выхода на пенсию. Люди умирали постоянно, по всему миру, и не собирались откладывать свой уход только потому, что некоторые Вневременны́е в Риме решили устроить праздник.

Пиппа уже сидела с Январскими и то и дело бросала на меня взволнованные взгляды, слишком заметные, честно говоря.

Если она продолжит так многозначительно мне подмигивать, кто-нибудь вскоре заметит и очень удивится. Я демонстративно отвернулась, подыскивая, на чём бы остановить взгляд, – и посмотрела на Грету.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я сестру.

– Нормально, – ответила она. – Жаль только, что дядя Жак и тётя Бланш заболели. Они пропустят мой дуэт с Вулфи.

– Да, – рассеянно посочувствовала я. – Очень жаль.

На самом деле, конечно, они не лежали в своих постелях в Париже, страдая от гриппа. А всего-то захватили лодку совсем рядом с Янтарным дворцом. И уже начали воплощать свой план.

Пиппа встала и стала размахивать руками, чтобы снова привлечь моё внимание. Наполеон, который сидел за ней, не мог этого не заметить и бросил на меня недовольный взгляд. Боже, что случилось с Пиппой? Я попыталась ей ободряюще улыбнуться. Она махала руками и моргала так беспорядочно, как будто в ней опять проснулась мадам Розе́. А может, так и было? Или что-то пошло не так? Я подняла брови, и прапрабабушка наконец успокоилась, видимо, радуясь, что я снова на неё смотрю.

Тем временем Грета делала забавные упражнения для разминки пальцев. Её лицо озарилось волнением и предвкушением чего-то замечательного.

– Ты действительно больше не расстроена тем, что проиграла? – спросила я её. Она снова и снова переплетала пальцы, складывая замысловатые узоры.

– Пожалуй, совсем чуть-чуть. Но раз уж мне не стать Повелительницей времени, по крайней мере, смогу посвятить себя музыке, понимаешь?

Я склонила голову набок и некоторое время наблюдала за ней, за этой незнакомкой, моей старшей сестрой. Грета, вероятно, инопланетянка, потому что я просто не могла её понять, хотя всю жизнь безуспешно пыталась это сделать.

– Но почему же ты согласилась участвовать в турнире, – попробовала выяснить я, – и так стремилась победить? Почему ты так старалась выиграть, если это было не важно?

Она прервала разминку и посмотрела на меня, как будто удивляясь моей непроходимой тупости.

– Ну, потому что вот так я устроена, – объяснила она, пожав плечами. – Либо делаю что-то очень хорошо, либо не делаю вообще.

Ага.

Я снова взглянула на Пиппу. Надеюсь, она не уснула или, что ещё хуже, не начала подавать мне дымовые сигналы. Но она по-прежнему сидела относительно спокойно, только моргала и раскачивалась, надувая пузыри жевательной резинки, и теперь скорчила мне гримасу, которая, вероятно, была призвана меня приободрить, но на самом деле могла разве что напугать. Прапрабабушку вряд ли можно было назвать талантливым конспиратором, удивительно, что ей удалось так долго хранить тайну Ночных. Но до сих пор они, то есть мы, никогда не были так близки к цели…

– Я другая, – продолжила Грета рядом со мной, и я вздрогнула: сестра очень редко обращалась ко мне по собственному желанию. – Я не умею ставить себя на место других людей и… Мне нравится быть особенной, понимаешь?

– Ясно, – сказала я, слишком ошеломлённая, чтобы ответить что-то более