— Можно узнать, зачем вам это? — майор откашлялся и оттянулворот рубашки, как будто он душил его.

— Если позволите, я объясню чуть позже. Так вы можете мнеответить или нет?

— Я, честно говоря, сейчас уже и не помню. День был тяжелый,все из головы вылетело. Я ведь на земле сижу, в дерьме копаюсь. У меня научастке каждый третий подросток наркоман. И еще рынок на моей территории. Тутвам карманники, кукольники, кидалы, в общем дерьма хватает. Когда только будетв стране порядок?

— И не говорите, — Бородин вздохнул, выдержал сочувственнуюпаузу и елейным голосом спросил:

— Иван Романович, значит, вы не запомнили ни слова изразговора, который длился двадцать пять минут? Вы вызвали Телечкина или онявился к вам по собственной инициативе?

— Откуда вам известно, сколько длился разговор? — майорпокраснел и чуть повысил голос.

— Мне ничего не известно, — Илья Никитич широко улыбнулся, —я назвал эту цифру случайно, однако вижу по вашему лицу, что угадал.

— Вы умеете читать по лицам? — усмехнулся майор.

— Иногда, — скромно признался Бородин и тоже усмехнулся, —однако, Иван Романович, не надо быть психологом, чтобы заметить, как не хочетсявам рассказывать об утреннем разговоре с младшим лейтенантом.

Взгляд майора стал осмысленным и злым, вытаращенные глазауставились Бородину в переносицу, губы сжались, на лбу выступили бисерины пота.

— А вам не кажется, товарищ старший следователь, — произнесон тихо и вкрадчиво, — что вы лезете не в свое дело?

— Не кажется, — покачал головой Бородин, — потому, что язадаю вам вопросы, связанные с тем делом, которым сейчас занимаюсь по долгуслужбы. Поверьте, мной движет отнюдь не праздное любопытство. А что касаетсяутренней беседы с младшим лейтенантом, то, должен признаться, мне значительноважнее было увидеть вашу реакцию, чем узнать, о чем вы с Телечкиным говорили.Ладно, не буду вас напрягать, Иван Романович. Время позднее, вы устали, я тоже.Можно взглянуть на копию заключения о смерти гражданина Рюрикова?

— Это вы о том бомже, который сожительницу зарезал? — майорприщурился. — Я и так помню. Алкогольная интоксикация.

— И все-таки я хотел бы взглянуть на документ. Если,конечно, вас не затруднит.

— Да ради Бога, — майор с треском открыл один из ящиковписьменного стола, покопался в нем, вытянул стандартную серую папку, открыл,вытащил заключение о смерти.

— Вы позволите мне взять это с собой?

— Разумеется. Еще могу быть чем-нибудь полезен, товарищследователь?

— В общем, нет, — Илья Никитич поднялся, — всего доброго,товарищ майор. А в больницу, где лежит ваш сотрудник Николай Телечкин, вывсе-таки потрудитесь позвонить, ну, если совсем уж нет времени, поручитекому-нибудь. На всякий случай.

— А что, есть какие-то новости? — откровенно зевнув,поинтересовался майор. — Днем сказали, состояние тяжелое.

Но Бородин не успел ответить, потому что за дверьюпослышался грохот и отчаянный женский крик:

— Пусти, сказала! Что ты меня хватаешь? Я сама пришла, неубегу!

— А я говорю, нельзя туда! — ревел в ответ возмущенный бас.— Щас здесь ночевать останешься, по хулиганке!

— Ага, разбежался! Останусь! Где начальник?

— Не лезь, дура! Сказал, нету его! Вали отсюда, пока ядобрый!

— Что-о? — протяжно пропела женщина. — Ты добрый? Да тылюбому глотку перегрызешь!

Скандал подкатывал все ближе, майор встал, распахнул дверь.На пороге застыла лысая женщина в разодранном платье, рядом, вцепившись ей влокоть, стоял маленький, худенький капитан.

— Вот! — выкрикнула женщина. — Так и знала, что ты врешь!Есть начальник! На месте он! — И тут же запричитала совсем другим голосом,тоненьким, жалобным:

— Я, гражданин начальник, сама пришла, показания хочу датьчистосердечные, я своими глазами видела, как вашего лейтенантика подрезали.

— Что ты мелешь, дура, — прошипел майор еле слышно, — вонотсюда, сию минуту!

— Ну я же рассказать хочу! Я свидетель! — растеряннопробормотала женщина.

— Вон! — повторил майор и попытался закрыть дверь. —Колесников, убери ее!

— Так, минуточку, — подал голос Илья Никитич, — человекпришел дать показания. В чем дело? Почему вы ее выгоняете?

— Ну, знаете, — взревел майор, — всему есть предел, товарищстарший следователь. Вы превышаете свои полномочия. В конце концов, я здесьначальник и не позволю…

— Иван Романович, — Бородин печально покачал головой, —действительно, предел есть всему. То, что вы собираетесь хоронить младшеголейтенанта и даже не удосужились выяснить, как он себя чувствует, это ладно. Новам, начальнику отделения, до сих пор не известно, что на вашей территории, свашим сотрудником, произошел вовсе не несчастный случай…

— А что? — рявкнул майор. — Что с ним произошло? Просветитеменя, будьте так любезны!

— Покушение на убийство. Ножевое ранение, — отрывистопроизнес Бородин. — Где я могу побеседовать со свидетелем?

— Колесников, проводи в седьмой кабинет! — майор глядел наБородина с такой ненавистью, что глаза его почти дымились. Илья Никитич любезноулыбнулся.

— А вы кто такой будете? — спросила женщина, когда ониостались вдвоем в крошечной комнате с ободранным письменным столом,зарешеченным окошком и таким же огромным вентилятором, как в кабинетеначальника.

Бородин представился и попросил женщину предъявитькакой-нибудь документ.

— Нету, — вздохнула она, — был паспорт, но я его посеяла. Аможет, сперли. Новый сделать не могу, денег нет на штраф. Да вы так запишите,Бочарова Марина Геннадьевна, семьдесят второго года.

Бородин слегка приподнял брови, услышав дату рождения. Ондумал, ей не меньше пятидесяти.

— Что, выгляжу старше? — она растянула в улыбке щербатыйрот. — Это Тверская, гражданин следователь. Ну и зона, конечно.

— По какой статье?

— По сто двадцать восьмой, три года. На наркоте меня взяли.Стукнули свои же, но это давняя история, меня еще не так подставляли, вернее,подкладывали. Вы мне скажите, лейтенантик-то как?

— Жив, — улыбнулся Бородин.

— Ну и слава Богу, а то я прямо вся испереживалась за него.Совсем пацан, и сразу видно, хороший человек, настырный.