– Кроме того, нам надо, все-таки, будет попытаться как-то выяснить, где мы побывали, на самом деле, и что с нами там случилось. Пока у меня всего одна зацепка, – Мист поймала повернувшего было в сторону таверны Торрена за полу ободранного плаща и завернула в другую сторону, к часовне Эйна, рядом с которой располагалось тихое городское кладбище.

– Да ну, – разочарованно сказал он.

– Эль Сарэн явно взывал к неким…высшим силам, скажем осторожно.

– К демонам!

– Или богам других племен и земель, – тактично поправила его Мист.

– Я и говорю – демонам.

– К примеру, – не слушая его, продолжила Мист. – У эльфов была богиня света, правда, не Дея, а Дилинга. Вот надо посмотреть, может, у других народов были какие-то …параллели, что ли.

Торрен ее совершенно не слушал, впрочем.

– Может, потом похороним, а? – умоляюще сказал он. – Утомились же, и все такое.

– Еще скажи, “устал в дороге”, – с сарказмом ответила Мист.

– Да! – вызывающе ответил Торрен. – Этот твой дурацкий, гм, камень с ладошками, глядь, высосал из меня все жизненные силы. Он, наверное, питается людьми.

– Какой ужас, – деланно ужаснулась Мист, продолжая неумолимо переть приятеля в нужную сторону. – Тогда мы больше никогда, конечно, не будем использовать такой кровожадный и жестокий механизм.

– Э, нет, – тут же пошел на попятную Торрен. – Как это не использовать?

– А вот тогда не гунди!

– Но, Мист, я не люблю кладбища. Особенно после всяких страшных рук, – он изобразил морозные руки, тянущиеся из трещин. – И шустрого мертвеца. И второго мертвеца.

– Так это, как раз, не на кладбище было, – сделала попытку утешить его Мист. – на кладбище разве что те, серые могут появиться, погребения-то огненные.

Торрен прерывисто вздохнул и поправил меч, но рот все ж таки закрыл, чтобы не получить еще менее успокоительных успокоений от всегда готовой прийти на помощь подруги.

Тем не менее, несмотря на необоснованные опасения Торрена, на кладбище все прошло гладко. Оторванный от обхода владений сторож за мзду милостиво согласился и выделить место и организовать импровизированный обряд погребения для “давно почившего родственника”, чье “оскверненное тело” не удалось отбить у жестокой болотной ведьмы. Торрен при этом делал скорбное лицо, демонстрируя бережно завернутый в спертое из дома Гординна белое полотенце череп, а Мист поэтично врала о постигших их испытаниях, на которые, впрочем, сторожу было явно наплевать. Но он честно отработал свой гонорар, сложив небольшой костерок, притащив урну для праха и небольшой условный камень для надгробия. И даже лопату им оставил, затребовав вернуть, как закончат.

– А мы складно врем вместе, – задумчиво сказал Торрен, водружая череп в белом “саване” на вершину сложенной поленницы.

– Это сейчас комплимент был? – на всякий случай уточнила Мист.

– А то, – парень полил ткань из выданной сторожем бутылочки маслом, пахнущим чем-то сладким. – Мы с Вилем тоже складно врали. Это, он говорил, хороший признак, мол, команда мы, значит.

– Команда – так команда, – согласилась Мист, глядя на творение рук приятеля.

– Надо что-то сказать про него? – предположил Торрен неуверенно.

– Наверное, можно сказать ему самому. Симорель, – позвала Мист. Череп слабо вспыхнул, и тонкие линии света сложились в призрачную фигуру, очень медленно и неохотно. – Я позвала тебя, чтобы отпустить навсегда. Вот тут будет твоя могила, отныне и до тех пор, пока стоит мир.

– Спасибо, – исчезающим голосом ответил спектральный воитель. – Салде, Моррайт.

– Мы тебя не знали в жизни, но в смерти ты был нам помощником, спас нас. Мы благодарны тебе, – добавила девушка серьезно. – Зажигай, Тор.

Торрен кивнул, бросая заинтересованные взгляды на наблюдающего за ним призрака, и поджег поленницу. Пропитанное маслом дерево занялось легко и быстро, огонь перекинулся на ткань, постепенно пожирая материю и облизывая сухие, хрупкие кости внутри, и с тем, как чернел и распадался череп, тонкие лучи света отпадали от фигуры воина и улетали в небеса, окрашивая дым золотом.

Мист и Торрен, словно зачарованные, оба смотрели на то, как превращается в пепел и свет их негаданный помощник.

– Жаль, мы так не нашли Виля, – со свойственной ему прямотой сказал Торрен, когда пламя стало угасать, пожрав все, приготовленное для него. – Ни косточки, ни метки. Думаешь, есть еще шансы?

– Не уверена, – ответила Мист со вздохом и продолжила обряд по-своему. – Пусть хранит тебя свет, сумрак явит тень, пусть сон твой будет крепок, покойся, пепел, вечно. В мире покойся, Ард-Синторин эр-Мор Сиэнн. И с тобой пусть найдут дорогу в вечность все, кто пал в том замке и Башне, и даже эль Сарэн. Проводи их с собой, пожалуйста.

– Покойся в мире, – добавил Торрен тихо. – Ты, хоть и эльф поганый, но мертвец хороший.

Работая в молчании, они собрали пепел в урну, и урну погребли, привалив камнем, на котором не было даже надписи. Зато на следующий день у одинокой могилы пробились из-под травы белые цветы, каких поблизости от Сарэна никогда не цвело. Откуда? Зачем? Но заметить этого было некому, разве что где-то на пути к забвению что-то коснулось воителя по имени Сиэнн, чья загробная жизнь в земном мире так затянулась.

Убираться восвояси, впрочем, Мист и Торрен и после этого не торопились: Университет все еще проходил под грифом серой напасти, так что было решено немного повременить с торжественным возвращением и пересидеть тревожные времена в трактире ненароком умиротворенного Сарэна. Вернее, пересиживала Мист – а Торрен, пользуясь новеньким ореолом народного героя, активно догуливал несколько дней подряд, выполняя заявленную программу “отдыхать”, пока у Мист не было возможности плотно засадить его за учебу.

– И где ты был? – Мист неприязненно покосилась на плюхнувшегося за стол Торрена поверх кипы бумаг. – Я уж думала, тебя пора искать вместе с Вилем!

Парень поскреб в затылке, пытаясь сообразить, как бы потактичнее и без лишних подробностей проинформировать подругу относительно обстоятельств своей в отдельных смыслах бурной личной жизни. Думал он так долго, что Мист надоело на него смотреть, благо, картина была знакомая донельзя, и она снова уткнулась в свои записи.

– Понятно, это что-то такое чисто для парней, чего мне знать не следует и не хочется.

– Точно, – обрадовался Торрен. – Как хорошо, что ты такая умная!

– Если мы такие умные, то чего же мы такие бедные, – вздохнула девушка.

– Так это…. гений должен быть голодным, – не растерялся парень.

– Это касается только творцов, – меланхолично отозвалась Мист. – Но не ученых.

– Это еще почему?

– Потому что творцу действительно идут на пользу экстремальные ситуации, голод, холод и прочие экстремумы, гормоны плещутся, эмоции переливаются через край, и все эти казусы выплескиваются в творчество, потому что для творцов это способ обработки информации и борьбы со стрессом. При этом, для ученого такие ситуации губительны, потому что он-то думает не спинным мозгом, а головой! И голова должна быть ясной. То есть, можно, конечно написать гениальный текст или музыку, страдая от голода и житейских неурядиц, но вот любые аналитические выводы будут окрашены, гм, обстоятельствами.