О Брюсе на протяжении двух с половиной веков ходили и ходят до сих пор десятки легенд, в основе которых лежит мнение народа о нем как о выдающемся ученом и обладателе тайного знания. Не странно ли: просвещенная Россия почти забыла его, а память о нем сохранилась в среде простого народа? Все «птенцы гнезда Петрова» в нашем воображении предстают как реалистические личности, и только граф Брюс имеет два лица: историческое – полководца и ученого и легендарное – чернокнижника и колдуна…

– Квартира его была на Разгуляе – жена там жила. И посейчас дом цел, гимназия в нем раньше была. Там Брюс сделал вечные часы и замуровал в стену. До сих пор ходят. Приложишься ухом и слышишь: тик-так, тик-так… А сверху вделал в стену фигуристую доску, а к чему – неизвестно. Новый хозяин думает: к чему эта доска? Долой ее! Начали выламывать – не поддается. Позвали каменщика. Он киркой – стук, а кирка отскочила да его по башке – стук. Каменщик удивился: «Что за оказия такая?» – «Эту доску, – проговорился хозяин, – еще Брюс вделал». Тут каменщик принялся ругаться: «Чего же ты раньше не сказал!.. Пусть черт выламывает эту доску, а не я». И ушел.

Дом на Разгуляе народная молва усиленно приписывает Брюсу, хотя документально эта версия ничем не подтверждена (здание принадлежало в конце XVIII века графу А. И. Мусину-Пушкину, затем 2-й Московской гимназии, институту им. Карла Либкнехта, МИСИ). Брюс же жил на 1-й Мещанской, рядом с немецкой кирхой (ныне проспект Мира). В декабре 1925 года его особняк исследовали члены общества «Старая Москва» и обнаружили ход из белого камня, ведущий к подвалам Сухаревой башни, в которой, в свою очередь, нашли пять замурованных подземных ходов.

– Ведь это он календарь составил, все распределил по дням, месяцам, годам. Потому и называется «Брюсов календарь». Но только не в календаре дело, он все больше по волшебству работал. В Сухаревой башне ему помещение отвели. Там он и составлял разные порошки. Книги у него редкостные были, из них и брал. Конечно, без ума не возьмешь, а ум у него обширный был.

Сказания приписывают Брюсу даже саму постройку Сухаревой башни. Одна из наиболее любимых пьес московских простолюдинов XIX века так и называлась: «Колдун с Сухаревой башни». Здесь, в подземной мастерской, знаменитый граф хранил «Черную книгу», с помощью которой творил волшебство, и Соломонову печать на перстне, поворачивая который, мог «от себя отвратить, все очарование разрушить, власть над сатаной получить». В библиотеке Академии наук в Петербурге хранится более восьмисот печатных и рукописных книг на четырнадцати языках из библиотеки Брюса. Среди них нет ни одной «по волшебству», в подавляющем большинстве это научные труды. Например, «Описание подземельным вещам Анастасия Кирхнера на галанском языке», «Книга анатомическая на аглинском языке», «Механика на польском языке Станислава Столского». По поручению Петра I Брюс составил первые голландско-русский и русско-голландский словари (СПб., 1717), редактировал переводы научной литературы, подготовил к печати первый русский светский учебник «Геометриа словенски землемерия» (М., 1708).

– Ты вот возьми, примером, насыпь на стол гороху и спроси Брюса: «Сколько, мол, тут?» Он только взглянет и скажет, и не обочтется ни одной горошиной. А то спроси: «Сколько, мол, раз колесо повернется, когда доедешь отсюда до Киева?» И это скажет. Вот он каков, арихметчик-то!

Научными приборами и инструментами Брюса долгие годы после его смерти пользовались многие российские ученые, в том числе и Ломоносов. Сохранились написанные «колдуном с Сухаревой башни» математические трактаты, выкладки по артиллерийской стрельбе, составленные им морские и небесные карты. Открытие научных трудов Якова Велимовича Брюса продолжается. Так, в 1981 году на XVI международном конгрессе по истории науки канадский профессор В. Босе сделал доклад о найденной им в Англии рукописи Брюса «Теория движения планет». Это первая работа русских ученых о законе всемирного тяготения.

– Сделал он из стальных планок и пружин огромаднейшего орла. Придавит пружинку – орел и полетит. Сколько раз летал над Москвой! Народ высыпет, задерет голову и смотрит. Только полицмейстер ходил жаловаться царю. «Первое, – говорит, – от людей нет ни проходу, ни проезду. А второе, приманка для воров: народ кинется на брюсова орла смотреть, а они квартиры очищают». Ну, царь дал распоряжение, чтобы Брюс по ночам не летал. Не знаю, правда ли, а говорят, что нынешние аэропланы по брюсовым чертежам сделаны. Будто один профессор отыскал их, и будто писали об этом в газетах.

Под руководством Брюса началась планомерная разведка полезных ископаемых. Как начальник Монетной канцелярии он способствовал упорядочению денежного обращения. Благодаря его дипломатическим способностям в 1721 году был подписан Ништадтский мир, по которому Россия приобрела выход в Балтийское море. Выйдя в отставку в 1726 году, он поселился в подмосковном поместье Глинки и до конца жизни лишь изредка наезжал в Москву. Ходит предание, что в своем имении летом он катался на коньках, замораживая пруд, а зимой, наоборот, растаивал лед и плавал на лодке. Умер знаменитый «властитель жизни и смерти» 19 апреля 1735 года и был похоронен в немецкой кирхе. Когда в 1929 году на ее месте стали рыть котлован, обнаружили несколько склепов, в одном из которых лежали останки Брюса и его жены Марфы Андреевны, урожденной Маргариты фон Мантейфель. Сохранившуюся одежду графа – шитый золотыми нитями парчовый кафтан, камзол со звездою к ордену Святого апостола Андрея Первозванного и ботфорты, – отреставрировав, поместили в Государственный исторический музей, где они хранятся и поныне. Но народная молва не верит в столь прозаичную смерть легендарного чернокнижника.

– Выдумал он живую и мертвую воду, чтобы стариков превращать в молодых. Вот взял, изрубил в куски своего старого лакея. Мясо перемыл, полил мертвой водой – тело срослось. Полил живой – лакей стал молодым. Захотел и сам Брюс помолодеть. Вот лакей разрубил его, полил мертвой водой – тело срослось. А живой не полил. Ну, видят: умер, похоронили… А вернее всего, он жив остался, забрал главные книги и подзорные трубы, сел на своего железного орла и улетел. А куда – неизвестно.

И чудится: и по сей день парит верхом на железном двуглавом орле над ночной Москвой в камзоле и пудреном парике граф Яков Велимович, тщетно ищет Сухареву башню, по ступеням которой много раз спускался вниз, где в подземной лаборатории искал философский камень, или поднимался вверх, где по звездам предсказывал будущее. Ворчит Брюс, многое ему не по нутру в современной жизни. И срываются с губ гордые слова, начертанные на его графском гербе: «Мы были!»

М. Вострышев

Последний патриарх Московский Адриан был человек старого склада, со столь неподвижными убеждениями, что никак не мог сочувствовать деятельности Петра, страстною рукой увлекавшего Россию по пути реформ.

Насколько патриарх Адриан был верен старине, видно из того, что он предавал анафеме брадобритие, что лютеранские вероисповедания возбуждали в нем ненависть не большую, чем курения табака. В одной из своих проповедей он жалуется, что многие «от пипок табацких и злоглагольств лютерских, кальвинских и прочих еретиков объюродили». В этой проповеди его звучит глубокое недовольство на вольнодумство нового времени: «Совратясь со стезей отцов своих, говорят: для чего это в Церкви так делается? Нет в этом пользы, человек это выдумал…»