– А вот они, идеи, у берега, на приколе… – рассеянноотозвался Эмиль. – Были мы сухопутными, теперь станем водоплавающими.Ника, ты ведь у нас по Мане сплавлялась? Ну вот, пищать не будешь… Делознакомое.

– Тут поглубже, чем на Мане, будет, – сказала она сознанием дела. – Шестами до дна не достанешь…

– А что делать? – Эмиль достал топор из-подсиденья. – В конце-то концов, не Шантара, да и порогов нет, как-нибудьпереплывем…

Оглядевшись, он подошел к тонкой высокой сосенке и взялся заработу. Ника отправилась осматривать плоты. Одному Вадиму не нашлось полезногозанятия – бесполезного, впрочем, тоже. А потому хватило времени прокачатьситуацию.

Не будут они тянуть до бесконечности. Либо прямо здесь, либов Шкарытово э т о и произойдет. У них потом будет время, чтобыпродумать убедительные показания. Так что – ушки на макушке…

Закончив работу, Эмиль подошел к самой воде, размахнулся какследует и швырнул помповушку подальше. Ружье плюхнулось в воду, подняв снопбрызг. Эмиль еще долго ходил потом у берега, забредая в воду по колени, тыкая внее шестом. Обернулся:

– Заводи машину и подъезжай во-он туда…

Вадим на первой передаче подвел «газель» к воде, побыстреевыскочил, держась так, чтобы Эмиль не смог ненароком зайти за спину – и к томуже не заметил умышленности этого маневра.

– Раз-два, взяли!

Все трое навалились на железный кузов, упираясь обеимируками, скользя на влажном песке, принялись толкать несчастную машину в реку.Дело помаленьку продвигалось. Справа вдруг раздался предостерегающий вскрикЭмиля, он отпрыгнул, отшвырнув за ворот Нику. Вадим едва успел отскочить –кузов вздыбился, едва не вмазав ему по челюсти нижним краем, еще секунда, ещесантиметр, и поминай, как звали…

Машина ухнула в реку, подняв широкие веера прохладных брызг,забулькали огромные пузыри, вырываясь из кабины, и «газель» в несколько секундисчезла с глаз, оставив широкий, разбегавшийся все дальше полукруг. Вадимощутил слабую дрожь в коленках – еще секунда, и выломало бы челюсть к чертовойматери. Эмилю не было нужды подстраивать несчастный случай – как тут егоподстроишь? – он, надо полагать, положился на ход событий. И едва не выиграл.Мимолетное разочарование на роже имело место…

От перенапряжения показалось даже, что поблизости звучитвеселая музыка. Вадим тряхнул головой, отгоняя наваждение, пошел следом за нимик плоту, возле которого на берегу лежали три высоких шеста – молодые сосенки снеровно обрубленными сучьями. Эмиль принес еще парочку вовсе уж молодых, в ростчеловека, сосенок с густыми кронами. Пояснил:

– Весла из них хреновые, но лучше, чем ничего. Если…

Музыка не исчезла, наоборот, становилась громче, отчетливее,раскатистее. Боясь за собственный рассудок, Вадим едва не зажал уши руками – итут увидел, что его спутники растерянно вертят головами, глядя на реку. Понял,что музыка вовсе не примерещилась – она е с т ь!

Она существует в реальности, она приближается слева, противтечения!

– На плот! – прямо-таки заорал Эмиль, глядя в тусторону.

И одним ударом топора перерубил пополам толстый кол. Плот изтрех звеньев, на котором вольготно разместилось бы человек с полсотни,показалось, стартовал, как ракета. Полоса воды меж ним и покинутым берегомширилась с удивительной быстротой.

Эмиль, вогнав шест в воду почти на всю длину, рычал что-тонеразборчивое, но Вадим и так старался, как мог, неуклюже тыкая своим шестом вдно, рядом, азартно сгибаясь и распрямляясь, трудилась Ника. В результате ихусилий плот помаленьку несло к середине… К теплоходу.

Он выплыл из-за прикрытого сопками изгиба реки, шел словнобы прямо на них ошеломляющим белоснежным видением, и был уже достаточно близко,чтобы прочесть название: «Федор Достоевский». Прекрасно знакомый белый пароход,на борту которого они раз десять оттягивались на всю катушку, еще один атрибутсладкой жизни богатеньких шантарских буратин, хозяев жизни, белых людей, новыхрусских… Вадиму даже показалось, что он встал на пороге собственной квартиры –настолько знаком и близок был красавец «Достоевский».

На палубах стояло множество ярко одетых людей, динамикибезмятежно орали:

А я – бамбук, пустой бамбук!

Я – московский пустой бамбук!

Даже этот идиотский шлягер казался сейчас верхом совершенства.Горячая любовь к миру, человечеству, всему окружающему захлестывала горячейволной, имевшей некое родство с оргазмом. Они вдруг оказалисьд о м а! Там, на палубе, стояли такие же, свои, классовоблизкие…

На теплоходе послышались резкие металлические ударыколокола, он ощутимо замедлял ход. Плот звонко стукнулся крайними бревнами обелоснежный борт «Достоевского». Опасно перевешиваясь через ажурные белыеперила, троицу странников разглядывали ярко и богато одетые люди, на нихнацелилось несколько видеокамер, и Вадим, расплывшись в блаженной улыбке,сначала удивился, почему не понимает ни слова из обрывков оживленныхразговоров, но тут же догадался: да это же сплошь иностранцы, конечно, «Федьку»в который раз подрядили возить по экзотическим местам млевший от сибирскихкрасот импортный люд.

– Трап! – крикнул Эмиль, яростно жестикулируя. –Трап спустите, что вы стоите?

Эта реплика вызвала новый взрыв оживленных пересудов нанепонятных языках, обстрел видеокамерами, но ничего, похожего на трап, так и непоявилось.

– Хелп, плиз! – в приливе изобретательности вспомнилакое-что Ника. – Гив ми э трап, плиз!

(Так уж получилось, что знанием хотя бы одного иностранногоязыка никто из троицы не был отягощен – знали-помнили с десяток ходовых фраз, итолько. В капиталистических заграницах давно уже лучшим толмачом служилтолстый бумажник с баксами или престижная кредитная карточка, а это-то у нихпод рукой в заграничных вояжах всегда имелось…)

На палубе что-то изменилось – ага, в толпе, деликатноотстраняя за локотки валютных туристов, появились плечистые мальчики в знакомойуниформе здешней секьюрити: светло-синие костюмы, полосатые галстуки, нагрудныекарманы пиджаков украшены гербом Шантарска на фоне золотого якоря и соответствующиманглийским словечком. Один перегнулся к плоту – вроде бы уже виденная однаждытолстощекая физиономия, аккуратная прическа и невероятно злые глаза:

– Вы что, бичева, охренели? Греби отсюда!

У Вадима медленно сползла с лица блаженная улыбка. Он вспомнил,сопоставил, поставил себя на их место – и ужаснулся. Представил, как все троевыглядят со стороны. Справедливость в отношении обряженного в лохмотьянезадачливого твеновского принца была восстановлена лишь в последней главе, адо того пришлось пережить массу неприятностей, когда сама жизнь висела наволоске…

– Греби отсюда, говорю! Куда вас, к черту, несет?

– Позови капитана! – крикнул Эмиль. – Кому говорю?